Денис Шабалов - Человек из Преисподней. Джунгли

Обнаруженная неисправность заставила пересмотреть порядок движения. Теперь единовременно работал всего один фонарь – в голове. И лишь при необходимости включался второй, в середине или хвосте. Если раньше на использование электроники Серега смотрел сквозь пальцы и бойцы в особо опасных местах включали иногда УПЗО – теперь он наложил на это строжайший запрет. Но самое главное – Дровосек и Гоблин. Экзоскелету энергии нужно – прорва. И хотя топливники там емкие, хватало на неделю активной работы – зарядив их доверху, экзу Серега приказал снять. Он все еще надеялся, что они вылезут из этого проклятого лабиринта и экзоскелеты понадобятся для боя. Во всяком случае – в пещерах она точно без надобности, энергию можно и поберечь.Роман теперь шел где-то в середине цепочки, а Пашка, уцепившись единственной рукой за поручень, ехал на аварийном осле. Груза на платформе почти не осталось – остатки воды да жалкие крохи провианта – и дополнительный вес ее не перегружал. Впрочем, топливники ишаков тоже подходили к концу. Тридцать процентов. Пять-шесть дней.

Теперь он мог обозначить их местоположение лишь примерно. Лазерный сканер сдох три дня назад. Заряжать не стали – оставшееся было неприкасаемым резервом для фонарей. Да и хватило бы сканеру ненадолго. Серега ориентировался теперь лишь на примитивный компас, иголку в плошке с водой. Все же лучше, чем ничего. Углы же наклона коридоров определяли транспортиром и веревочным отвесом, которые соорудил Знайка – о чем-то вроде буссоли, эклиметре или горном угломере [56] Буссоль, эклиметр, горный угломер. Геодезические инструменты для измерения горизонтальных углов на местности. приходилось только мечтать… Навигатор пока еще работал – и это единственный

электронный прибор, которому предстояло оставаться включенным до последнего. После того как вырубился лазерник, карта, забиваемая вручную, стала напоминать рисунок трехлетнего ребенка – палка, палка, огуречик… но она все же давала хоть какое-то представление. Все это время они поднимались вверх, держась с востока от Джунглей – то отклоняясь дальше к северу, а то возвращаясь и уходя к югу. Словно на качелях, летящих по гигантской амплитуде в десятки километров.

Для разведки очередного коридора теперь использовали шнур – давали один конец разведчику и выпускали вперед. Прошел двести метров, наткнулся на следующий коридор, пещеру или перекресток – можно идти дальше. Нет – вернулся и попробовал следующий. Эта процедура чертовски замедляла движение – но лезть наугад означало запутаться окончательно. Для той же цели коридоры старались помечать: в начале каждого Серега ставил мелом крестик. В одном из залов наткнулись на целый пласт, и Знайка выломал здоровенный булыжник. Мел – это единственное, чего у них пока еще оставалось вдоволь.

И тем не менее он ясно видел, что их дорога подходит к концу. Вот только не к счастливому. Подъем постепенно усложнялся – проходных коридоров и пещер становилось все меньше, все чаще они оканчивались тупиками и обойме приходилось возвращаться назад и пробовать другой путь. Если раньше проходным являлся каждый второй – то теперь хорошо если каждый десятый. Кроме того, стали уменьшаться и размеры коридоров, и зачастую приходилось идти пригнувшись, а то и вовсе ползти на четвереньках, протягивая ослов со сложенными в транспортном положении конечностями. Ребята пока еще не понимали, что к чему, не видя общей картины, но Серега, терзая навигатор, осознавал: они подходили к окраине пещерного комплекса и шансы на выход в Джунгли становились исчезающе малы. Очень скоро случится так, что ни единый коридор из имеющихся на выбор не будет проходным, каждый будет утыкаться в тупик или узкую расщелину. И тогда – все.

Он давно уже гнал от себя эту мысль – но она возвращалась снова и снова, заставляя сердце замирать, покрываясь ледяной коркой безысходности. Собственно, это было вполне закономерно. Даже если выход и существовал – с чего он решил, что сможет его найти? Пещеры могли соединяться с паутиной где угодно – но коридоров множество, словно веток у столетнего дуба. Попробуй отыскать нужный тебе листик, начав от основания дерева. Поднимаясь по стволу, достаточно уйти на другую ветку, оставив в стороне ту, что ведет к нужному – и больше никогда уже к нему не вернешься. На каком-то из поворотов они просто свернули не туда.

Серега не озвучивал свои мысли. И хотя оставаться один на один с осознанием вплотную подступившего конца тяжко – говорить не собирался. Настроение и без того паршивое. Уныние царило уже который день, все более овладевая людьми. Все чаще в вялых разговорах проскальзывала мысль: и на кой ляд мы вообще поперлись в экспедицию. Пока это были только мысли вслух, ворчание усталых измученных людей – но они, появившись однажды, так и остались в группе. Инициатором оказался Григорий. И он, отчетливо понимая, что дисциплине эти разговорчики не способствуют, тем не менее ничего не мог с собой поделать.

– Не специально я, Серег… – повинился он, когда Сотников как-то на вечернем привале отозвал его в сторону. – Я бы и рад… да оно само на язык вскакивает. Носки закончились – экспедицию помянул. Пить-жрать охота – снова. Утром от спальника отлипнешь – опять… Даже и шлемом долбанешься о камень – снова этот гребаный выход приплетешь… В сердцах вылетает, не специально я.

– Гриша. Я тебе как друг говорю – молчи, – покачал головой Серега. – Это разлагает дисциплину сильнее прочего. Усталость, раздражение, мысли поганые – и без того копятся. А тут еще ты ворчишь. Ты заметил, что твоя группа тебе вторить начинает? Вчера Медоед то же выдал, за ним Береза повторил. Хорошо хоть Один пока молчит и своих подбадривает… Паника – это зараза!

– Ну зашей мне что ли рот в самом деле… – уныло отозвался Гришка.

– Зашивать не буду, но в дальнейшем пресекать начну на корню, – жестко сказал Сотников. – Замыкающим пойдешь. Шагах в сорока, чтоб никто тебя не слышал.

Гриша печально кивнул.

По-человечески Гришку в самом деле было жалко. Не ожидал пацан этакого, не готов оказался, вот и выпал из колеи. Боец-то он хороший… но одно дело выбраться в паутину на два-три дня и потом вернуться-таки в Дом, в чистую постель, к обильной еде и воде вдоволь, в зону комфорта – и совсем другое: день за днем в грязи и дерьме тащить людей к цели, держать в кулаке себя и группу, быть с ними одним целым, подбадривать, делиться энергетикой, раз за разом черпая ее откуда-то из глубины самого себя. Экспедиция предъявляла к человеку уже совсем другие требования – здесь нужно было ослиное упрямство, выдержка, выносливость пахать день за днем на износ и неубиваемый оптимизм, вера в лучшее. И у Григория их не оказалось.