Владимир Прасолов - Чеченский этап [litres]

– Не видел такого, случайно? – спросил дежурный.

– Нет, не видел, – каким-то осипшим голосом ответил Петров и поторопился на выход. У него пропало желание ходить по кабинетам в поисках знакомого начальника и продвигать через него свой рапорт по староверам. Не до того стало Петрову, надо было уносить отсюда ноги, вдруг его случайно опознает тот, кто так точно его описал. И вовремя он ушел, потому как, действительно, после допроса отпустили того молодого человека, который, коротая время у окна с учебником по сопротивлению материалов, засек и запомнил подозрительных людей во дворе. Он вышел из управления следом за Петровым и направился в другую сторону. Может быть, и хорошо, что они не встретились нос к носу, чем бы это кончилось для студента, одному Богу известно. Петров вернулся к складам, дождался попутной машины в свой район и уехал из города. Перед этим он сжег паспорт Пронина, а к материалам, естественно, прекращенного за малозначительностью уголовного дела приложил его расписку о согласии на сотрудничество, в которую добавил то, что Пронин решил насовсем бросить пить и выучиться на шофера, на время обучения новой профессии пожить в городе. Петрову показалось это достаточным для того, чтобы навсегда забыть об этом человеке, вычеркнув его из своей памяти. Единственное, о чем сожалел Петров, – это о том, что не удалось закрутить дело по староверской деревне. О том, что Шрам его хотел подставить, Петров так и не понял. Что и почему случилось с Прониным, так и осталось для него загадкой до тех пор, пока ему в живот не вошла заточка. А случилось это через две недели, тихим сентябрьским вечером, прямо у калитки его дома. Он шел со службы домой, открыл калитку, а ему навстречу из темноты шагнул человек и со словами «Привет от Шрама» вогнал несколько раз в живот острое железо. Петров умер быстро, но успел сообразить, кто остановил его никчемную жизнь. Следствие по факту умышленного убийства участкового вел все тот же следователь прокуратуры Силаев. При всем его опыте следственной работы, при понятном рвении оперативников, поднявших на уши всех стукачей и уголовников района, найти убийцу не удалось. Ясно, что убийство было связано со служебной деятельностью Петрова, но мотив, а потому и исполнитель так и не был установлен. Все сроки следствия по делу истекали, преступление оставалось нераскрытым, а этот факт очень негативно мог сказаться на карьерном росте следователя. Единственная зацепка, за которую вынужден был ухватиться следователь, – это рапорт Петрова по поводу староверской деревни, найденный в его планшете. Он адресован был почему-то не начальнику райотдела, как должно было быть, согласно уставу и субординации, а выше, начальнику управления НКВД по Красноярскому краю. Из содержания рапорта следовало, что Петров активно требовал ликвидации староверской деревни в его районе как антисоветского очага, рассадника кулачества, пособничавшего беглым уголовникам и прочим антисоветским элементам. В рапорте не было ссылок на конкретные преступные деяния жителей деревни, но они предполагались. Силаев размышлял – действительно, если староверы знали о намерениях Петрова, то это прямой повод для его устранения. Почему нет? Надо эту версию проверить, и очень тщательно. В глубине души он понимал, что те староверы, которых он видел, никогда не пойдут на убийство. Но все в этой жизни меняется, версия есть, мотив просматривается, надо проверить. Тем более начальство хмурит брови…

Две недели не было в деревне Петьки. Ушел в районный центр и запропал: Кольша уже подумал, не забрали ли его в армию. Однако нет, вернулся, да не один, с девушкой, чем удивил всех и заставил старосту задуматься. Жить-то еще негде, только два сруба подняли, а народ глядь, прибывает и прибывает. Петька первым делом к старосте ее и привел.

– Вот, Елена, невеста моя, позвольте ей пока у Фрола пожить, нет у нее ни дома, ни родичей. В монастырь хотела податься, да тут мы и встретились…

Староста посмотрел на скромно опустившую глаза девушку. Подошел к ней близко. Она была чуть выше его ростом, стройная, на вид лет шестнадцать – восемнадцать.

– Елена, значит? В Бога веруешь, девонька? – спросил староста, заглядывая ей в глаза.

– Верую, дедушка, если бы не он, то я бы уже не жила.

– А что такое с тобой случилось?

– Немцы село наше бомбили, я с мамкой в погребе сидела, она с собой иконку только и взяла, и молилась. Я тогда пионеркой была, про Бога не знала. Она Бога просила о спасении, а я плакала от страха. Так сильно гремело и земля тряслась от взрывов, аж сердце замирало. Когда стихло, вылезли мы из погреба, а села нет. Избы напрочь бомбами разбиты вокруг и горят. Только наша целехонька и еще церковь. Из всей деревни пять человек в живых осталось, кто в церкви молился, да мы с мамкой. Вот тогда я в Бога и поверила. Это он нас тогда спас, молитвы услышал и спас, правда же?

– Конечно, он, милая, – ответил староста. – И к нам тебя тоже он привел, потому живите пока, дом поставите, свадьбу отпразнуем как положено. Учись пока у женок делам домашним да правилам жизни таежной.

– Благодарю вас, дедушка, – слегка поклонилась ему Елена и отошла к улыбавшемуся от уха до уха, счастливому Петьке.

– А ты не лыбся, не дай бог девку до свадьбы тронешь! – негромко сказал, проходя мимо Петьки, староста. Петька улыбку с лица-то смахнул, а про себя подумал: а чё теперь, если он уже ее тронул? Как теперь быть, когда ее каждую ночку хочется? Эх, где этого терпежу-то взять…

Этот день в деревне начался как всегда: с раннего утра все женщины, забрав собак, ушли в ягодники брать бруснику. Старшим с ними пошел вооруженный ружьем Фрола Степка. В свои двенадцать лет он хорошо знал ягодные места и как управиться с собаками, если на них выйдет косолапый. А медведя в тайге окрест было много.

Петька с Фролом занимались перегородкой и новыми полатями в доме Фрола. Места в одном доме с приходом Елены стало просто не хватать. Не спать же на полу? Поразмыслили, как быстро решить этот вопрос, и принялись за работу. Афанасий Михеич помогал то одним, то другим, то советом, а то и делом.

Кольша сидел на срубе своего будущего дома с топором, дорабатывая бревно, когда по тропе в деревню въехали на конях четверо милиционеров и двое в штатском. В одном из них Кольша узнал следователя, что допрашивал его у ручья. Староста, упрежденный Кольшей, уже спешил им навстречу. Кольша, оставив в руке топор, спустился на землю и, дождавшись старосту, сделал с ним вместе пару шагов к прибывшим. Силаев, ехавший первым, остановил коня, спешился и, отдав повод, тоже шагнул, как им показалось, навстречу.

– Далеко путь держите, люди добрые? – спросил староста.