Сергей Джевага - Когда оживают Страхи [litres]

Свернув упаковку с колюще-режущим, Старик осторожно развернул чехол с кучей пробирок и ампул. Быстро изучив ассортимент, я взял побольше игл деактиватора, несколько шприцов с особыми боевыми коктейлями и кучу мелких пузырьков, на деле являющихся усыпляющими, шоковыми и парализующими гранатами, разбросал по кармашкам.

Последний сверток, представленный Уильямом, содержал, на взгляд непрофессионала, абсолютный мусор: какие-то монетки, кусочки стекла и камня, оплавленные фигурки, куски железа, побрякушки, когда-то бывшие украшениями. Тут я завис надолго, вдумчиво осматривая каждый из предметов, размышляя и прислушиваясь к ощущениям. В итоге взял две древних монеты, одну серебряную, вторую медную. Помедлил и выбрал миниатюрную статуэтку женщины, смахивающей на ангела из-за крыльев за спиной. Прошелся пальцами по бронзовой спине, ощутил покалывание и спрятал в потайной карман.

Брови Старика поползли вверх от удивления. Да, не боевой артефакт, но я не стал объяснять, что необходимо нечто для размена. Просто отмахнулся: дескать, нужно, не спрашивай. Поколебался опять, но подобрал и ленту с ключом, спрятал в ремень.

– Достаточно, – сказал я. – Иначе детекторы каждой часовни и храма по пути будут реветь при моем приближении, инквизицию на уши поставлю.

– С языка снял, – фыркнул Дампир. – Мысли читаешь, парень.

– К счастью, нет, – улыбнулся я. – Иначе б сидел в «Тихой гавани» и жевал сопли вприкуску с водорослями.

Пройдясь по комнате, я убедился, что движения ничего не стесняет, все надежно укреплено. Добавил к оснащению фонарик и второй нож, схемы грота. Плюс обязательный комплект любого искателя: набор из окуляров и индикаторов, изнаночных батарей для вскрытия гнозис-замков и обхода чужих печатей. Накинул на плечи плащ из плотной ткани с капюшоном, одернул полы. Отдал Уильяму медальон лорда, взял со стола несколько картонок с одноразовыми пропусками в верхний город.

Теперь, кажется, готов, дальше ждать некуда.

Я решительно шагнул к шлюзу, но на полдороги остановился и оглянулся через плечо.

– Не тяни.

– Не буду, – кивнул Дампир. – Грузовая тележка заказана, будет через полчаса. Вещи вывезу в склад на окраине Тары. Да и сам уйду на конспиративную квартиру. Даже если нагрянут гости, ничего не найдут. Медальон и ключ будут в банковской ячейке, сам знаешь в какой. Как связаться со мной, тоже в курсе.

– Хорошо. Мне жаль, что подставил тебя под удар. Задержусь больше чем на пару суток, собирайся и уезжай.

– Так и сделаю, парень. И не извиняйся, бывает всякое. Удачного поиска!

– Удача для глупцов и лентяев, – ответил я. – Ведь так ты меня учил?..

– Рад, что хоть что-то ты да понял, – проворчал Старик. – Хоть и поступаешь иначе… Проваливай!..

Порой остается лишь удивляться, насколько наш разум искажает реальность. Вот так в фантазиях ты неотразимый красавец и гений, блещешь красноречием, собираешь овации, разрешаешь трудные вопросы щелчком пальцев. А на деле выясняется, что ты субтильный мямля-очкарик, сидящий на шее матери. Ну или криворукий слесарь. И да, в мире фантазий любой слесарь способен править миром, знает, как следует рулить экономикой, вести политику, разбирается в вооружениях и технологиях. Но, черт побери, все равно он слесарь!

С женщинами сложнее. Ибо по умолчанию они поголовно принцесски, коим нужно поклоняться, на кого молиться. Очаровательные, утонченные, аристократичные и целомудренные. И пусть задница в дверь не проходит, а в голове пусто, как в барабане, не важно. Поклонники должны добиваться, водить на свидания, петь хвалебные оды, сражаться на дуэлях, доставать жемчуг со дна бездонных провалов.

Реальность лишь процентов на двадцать состоит из объективных событий. И на восемьдесят из того, как мы реагируем, что дорисовываем в воображении. Бедная фантазия оставляет жить в скучном мире с ограниченным набором плотских удовольствий и огромным количеством боли, что весьма мрачно. Чрезмерно богатая – опасна тем, что ты полностью окунешься в иллюзии. И тем больнее может возникнуть фрустрация при столкновении с настоящим. Тем хуже протрезвление.

Вопрос баланса. И понимания, когда стоит дорисовывать, а когда нет.

Я же, вне всяких сомнений, редко позволял воображению взять верх над рассудком. Мыслил трезво, порой меркантильно и цинично. Но, как и всякий живой человек, мог допустить ошибку, принять желаемое за действительное, шагнуть по дороге грез слишком далеко.

Вот и сейчас начал подозревать, что задуманное, вероятно, не получится провернуть с той легкостью, с которой мнилось.

Пока шел по тоннелям и проспектам верхнего города, пока общался с гвардами на вратах и спускался, ехал на трамвае, воображение рисовало стремительный марш-бросок, быстрые и результативные переговоры, решения. И кое в чем повезло. Например, у шлюза родового грота не поджидала засада во главе с Талли. Охрана района лишь мазнула ленивыми взглядами по разовому пропуску, даже не намекнули на обыск. Вероятно, Мак-Суини попросту не успела поднять тревогу, сейчас у нее доставало возни с раненым Фергюсом.

Но едва оказавшись в портовом районе, в толпе грузчиков и моряков, воров и гвардов, бродяг и мелких торговцев, вдохнув непередаваемую смесь из запахов морской соли, мочи, машинного масла, гниения и грязи, я начал осознавать, что несколько поторопился с ожиданиями. На деле будет все сложнее.

– Посторонись! – завопили где-то за спиной под оглушительный грохот железа.

Сообразив, что битую минуту торчу посреди тоннеля и завороженно смотрю на людскую кутерьму, я сдвинулся ближе к краю и проводил взглядом тележку грузчика с металлическими бочками. Меня толкнул в плечо какой-то забулдыга-матрос в рваной рубахе и с фингалом под глазом, с трудом выползший из ближайшей ночлежки. Справа повеяло едким запахом дешевых духов. Какая-то молоденькая шлюха – лет четырнадцати на вид, неопрятная и худая, в обрывках ткани вместо одежды – вышла из тени бокового хода, окинула меня оценивающим взглядом и хрипло сказала:

– Мистер, отдохнуть не желаете?

В голосе было мало надежды. Шлюхи, а особенно нижняя каста, обладали удивительной способностью чувствовать людей. Ничего мистического, но порой казалось, что они наделены некоей примитивной формой эмпатии.

Покосившись, я мазнул взглядом по худому личику, густо покрытому дешевой косметикой, щербатой улыбке, тонким ручкам и ножкам, плоской груди. От нее смердело голодом, скукой и болезнью. Едва заметно вздрогнув, я жестом отказался от столь заманчивого предложения, и она испарилась из зоны видимости.

К услугам подобного рода я вообще относился с крайним отвращением в отличие от тех же Фергюса или Коула. Эмпатам в этом отношении трудно. Помнится, давным-давно рискнул ради любопытства, причем постарался притупить восприятие алкоголем и медицинскими препаратами. Но меня все равно чуть не стошнило от диссонанса между внешней игрой и тем, что творилось в душе у той дамочки.