Люси Сорью - Стигмата

Служба! Для истинных вавилонян она была священной. Низшие существа могли служить ради материальных благ, или намереваясь выслужиться перед своими покровителями; для истинных вавилонян служба была их долгом. Не перед государством: перед всем человечеством, единственным истинным защитником которого была Вавилония.

Все молодые вавилоняне, получив среднее образование, выбирали между военной службой и службой государственной. Они были равноценны: в идеальной машине вавилонского государства было место для всех и каждой, а армия и флот ничего не стоили без надёжного тыла.

Но даже в идеальной машине могли попадаться бракованные детали, а в самом надёжном тылу — таиться вредители, саботажники и тунеядцы. И если для низкородной человеческой швали это было само собою разумеющимся, то для истинных вавилонян это могло расцениваться только как измена.

Большинство сверстников Карьюлаани отправились либо на военную службу — готовиться к неминуемой и долгожданной войне, либо на госслужбу — в одно из множества министерств, комитетов и управлений, регулировавших каждый миг существования Содружества государств Вавилонии.

Мяатти Карьюлаани попал в МГБ.

Он был приглашён на собеседование. Как он узнал позже, отдел кадров МГБ тщательно проверил не только его самого, но и всю его семью, большинство друзей и даже некоторых знакомых. Это было стандартной процедурой: на службу в МГБ не мог попасть каждый встречный-поперечный.

Он прошёл собеседование и попал в Академию МГБ, откуда и вышел, четыре года спустя, в новеньких погонах лейтенанта. Несмотря на погоны, боевого офицера из него не вышло, и втайне ото всех Карьюлаани вздохнул спокойно. Отправиться проходить службу во внутренних войсках МГБ, подавляя мятежи низкородных подданных, ему не грозило.

Но к выполнению остальных обязанностей он был более чем годен.

После выпуска его распределили в Южное территориальное управление МГБ, на должность младшего аналитика в следственном отделе. Ему дали понять, что со временем аналитическая работа может превратиться в практическую, если он будет держать ухо востро и делать то, что ему скажут. Карьюлаани последовал этому совету.

Два года спустя он неожиданно получил назначение сюда.

Поначалу Карьюлаани думал, что практика наконец нашла его — но спустя неделю на новом посту эти иллюзии развеялись, как утренний туман над равнинами его родной Ниниивы. Экипаж станции — все сплошь истинные вавилоняне — занимались тем, что развлекались и трахались, убивая время между визитами патрульных кораблей Погранвойск. Ничего общего с его работой в следственном отделе тут и близко не было.

Два месяца назад всё изменилось.

Карьюлаани дотронулся рукой до панели возле люка. Створки люка распахнулись, впуская его в караульное помещение.

Он сглотнул и переступил через комингс.

- А вот и он, легок на помине! - воскликнула лейтенант Вяартие, сидевшая за пультом в дальнем конце караулки. В полное пренебрежение служебными инструкциями она при этом взвалила ноги на пульт, являя миру пару давно нечищенных чёрных сапог. - Здоров, Мяатти! Никак опять к девушке идёшь, а?

Четверо караульных, сидевших вокруг, нестройно заржали. Вяартие запрокинула голову и захохотала вместе с ними, очень довольная собой.

Карьюлаани только развёл руками. Вяартие и караульные устраивали этот спектакль каждый раз, когда подходила его очередь. Даже шутки были одни и те же.

- Ну проходи уже, не задерживайся! - помахала рукой Вяартие. - Передавай привет, хорошо? Скажи ей, что мы ну о-о-очень скучаем!

Она снова издала смешок.

- Я постараюсь. - сказал в ответ Карьюлаани, проходя через караулку. Люк, к которому он направлялся, находился за спиной Вяартие.

Он притронулся к пробнику люка, спиной ощущая на себе взгляды четырёх караульных. Индикатор над пробником вспыхнул зелёным: люк распахнулся, разойдясь в стороны, и Карьюлаани вошёл внутрь. Он успел расслышать, как одна из караульных что-то говорит ему вслед, прежде чем створки люка захлопнулись, отрезая все звуки с той стороны.

Индикатор с другой стороны люка зажёгся рубиновым.

Карьюлаани тяжело вздохнул. Здесь его никто бы не услышал.

Он пошёл вперед по пустынному коридору, засунув руки в карманы, провожаемый камерами наблюдения. Вокруг него раздавался негромкий гул работающих систем жизнеобеспечения станции, ясно слышный в тишине. Когда-то, незадолго после прибытия сюда, Карьюлаани недоумевал, зачем на наблюдательной станции тюремный блок - ведь за дисциплиной тут принципиально никто не следил.

Теперь он уже не удивлялся.

Он прошёл мимо пустующей душевой, мельком глянув на потёки на стенах и полу. Душевая работала; в ней просто не было нужды. Тёмные прямоугольники пустых камер глядели на него из-за стеклянных перегородок. Его шаги гулко отдавались в пустоте коридора.

Карьюлаани свернул за угол ещё раз; камера в углу коридора проводила его, встретившись взглядами с другой камерой — над люком в конце коридора. Карьюлаани остановился возле него.

Некоторые вещи просто нужно было сделать. Какими неприятными они не были.

Он протянул руку к пробнику. Люк распахнулся, и Карьюлаани, переборов накатившее на него отвращение, шагнул внутрь. Его встретило негромкое жужжание медицинского жизнеобеспечения, перемешивавшееся с дробной капелью влаги на металлическом полу.

Люк закрылся за ним.

Фонделина Крочесни была распята на противоположной стене. Гвозди, вбитые в её запястья и ступни, держали её, не давая упасть; вокруг них чернела старая засохшая кровь. Кровавые потёки сбегали вдоль стены вниз, к окружавшей её металлической решётке в полу. Её голова безвольно свешивалась на плечо; грязные, спутавшиеся рыжие волосы падали книзу, закрывая её лицо.

Она была измождена. Кости проступали наружу, натягивая сухую, шелушащуюся кожу. Трубки внутривенного питания входили в её тело; система жизнеобеспечения отмеряла питательный раствор по капле, не давая ей окончательно умереть. С каждым днём это было всё труднее.

Карьюлаани подошёл ближе. Он сглотнул, разглядывая обтянутые кожей бедренные кости, тонкие иссушенные руки, почерневшие и скрюченные пальцы на руках, лишённые ногтей. На её груди темнели кровавые пятна.

Он остановился.

Она была почти мертва. Система жизнеобеспечения регулировала её дыхание, практически невозможное в таком положении, и обеспечивала минимально необходимые функции организма; но без этого Крочесни не прожила бы дольше нескольких минут. Масштабная полиорганная недостаточность и крайнее истощение убили бы её.

Человеческий организм весьма хрупок. Карьюлаани, выпускник Академии МГБ, знал об этом не понаслышке. Смерть от распятия обычно наступала в течение нескольких суток — от удушья, болевого шока, патологий внутренних органов и остановки сердца.