Юлия Горина - Приговоренный к смерти

Широко шагая и ругаясь сквозь зубы на смеси сразу трех языков, Ингвар поднялся по лестнице в свою тронную залу. Следом за ним бесшумно, на цыпочках спешили адъютанты, испуганно переглядываясь и опасаясь нечаянно излишне громко топнуть ногой. Распахнув двери в залу пинком, Ингвар с лязгом швырнул в сторону одну пластинчатую перчатку, потом туда же бросил вторую.

— Снимите уже с меня это барахло! — рявкнул он своим адъютантам. — Лучшие доспехи… Вот это — лучшие доспехи?!

Он со злом ткнул пальцем в наплечник с большой дырой, которую еще на поле боя предупредительно заткнули бинтом с маритимой.

— Кормлю дармоедов! За столько времени неужели нельзя было подобрать нормальный сплав с зачарованием?! Выведу всех на площадь и руки поотрубаю, коль уж безрукими родились!

Адъютанты, помалкивая, быстро раздевали своего господина. От мокрого насквозь подлатника Ингвара разило медведем.

— Вон пошли! — крикнул на них полудемон, и адъютанты мгновенно испарились, предупредительно прикрыв за собой двери.

Тяжело дыша, Ингвар пытался успокоиться.

Что же это за проклятье такое? Что же они все лезут и лезут?.. Сколько уже безликих тварей ушло в Нижний мир и теперь бродят по нему в поисках наживы? И от каждого из них за версту несет пустотой Рика! А воронка все растет и растет…

— Да чтоб ты сдох, братец! — процедил сквозь зубы Ингвар. — Ну ничего, я тебя еще достану… Я тебя найду, льдистый выродок…

Сплюнув на пол, Ингвар направился в заднюю комнату — туда, где сейчас оберегала его сокровище Лита. Шаги гулким эхом отдавались в зале.

Он толкнул двери — и остолбенел.

Остекленевшими глазами Ингвар смотрел на фиолетовые разводы на белом мраморном полу, на стенах. Крошечные кусочки плоти повисли даже на потолке. Оплавившиеся обломки доспеха Литы валялись по всей комнате, и в некоторых из них остались рваные куски ее тела.

А на постаменте, где он хранил плиту, лежала только оторванная голова демоницы с шлейфом окровавленных позвонков. Река тонких косиц с вплетенными в них серебряными кольцами разметалась по темному камню.

— Где плита??? — взревел обезумевший полудемон, вбегая в комнату. Он бросился осматривать постамент, стены, пол, но никаких других следов не нашел. Как будто вор не обладал телом, словно он вошел сюда не ногами, и вынес плиту просто испарившись.

Бесценного сокровища Ингвара здесь больше не было. В комнате витал только тонкий, тающий аромат его магии.

— Начальника стражи — ко мне! Всех, всех стражников — немедленно сюда! Бесполезные идиоты! — кричал он, выбегая в тронную залу и сбивая с ног одного из адъютантов. Выхватив в ярости меч, Ингвар отрубил провинившемуся демону голову, и та покатилась по полу, оставляя за собой кровавые следы. Тело обмякло в растекающейся по белому мрамору луже. Второй, испуганно отпрянув, помчался исполнять приказание.

Плечи и грудь Ингвара ходили ходуном, дыхание хрипело от кипевшей внутри бессильной злобы.

Вернувшись в седло, Рик направился к соборной площади. Это была единственная мощеная улица, и подковы лошадей залязгали по камню, нарушая тишину. Дорога вела мимо опустевших гончарных, сгоревшего дочерна постоялого двора и заброшенной красильни, а потом резко брала влево — к небольшому белокаменному храму с высокой резной оградой, окруженной по-осеннему голыми деревьями.

А от храма по дороге ковылял человек.

Его одеяния целебника развевались на ветру, как и седая борода. Старик тяжело опирался на посох, с трудом переставляя ноги. При виде всадников он остановился, распрямил спину и высоко поднял голову, словно воин, готовый к схватке. Или желающий умереть с честью приговоренный при виде своего палача.

Рик толкнул коня под бока ногами, и тот, недовольно фыркнув, помчал вперед. Остановившись перед тощим стариком, он хотел спросить у того, что происходит в городе — но не успел.

Тот заговорил сам, щуря подслеповатые слезящиеся глаза.

— У нас ничего нет. Слышите? У нас все забрали мужчины из соседних деревень еще месяц назад! Все, что у нас осталось — это наши умирающие дети и уродливые от голода женщины! Молю вас — езжайте своей дорогой…

Рик раздраженно осадил поводом разыгравшегося под ним коня, его брови хмуро сбежались на переносице, уголки губ гневно дрогнули.

— Ты бы язык-то прикусил, старик. Седина — не броня, а дерзость — не лучшее начало разговора. Мы ничего постыдного не сделали, чтобы выслушивать твои упреки.

Услышав речь на родном языке, старик с недоумением уставился на всадников в шадрских одеждах — лица, судя по всему, он мог различать с трудом.

— Вы… вы не шадриане?.. — пробормотал он дрогнувшим голосом, и слезы полились по его запавшим морщинистым щекам. — Вы пришли спасти нас?.. Слава свету! Простите, не взыщите со слепого глупого старика… Хвала императору, что не забыл о своих несчастных подданных!..

Закрыв лицо руками, целебник разрыдался, трясущейся рукой закрывая лицо.

— Хвала императору… Не забыл… Не бросил нас на погибель…

Рик нахмурился еще сильнее.

— Мне жаль тебя огорчать, но я понятия не имею, о чем ты ведешь речь. Где весь народ?..

Старик затих, отнял руку от лица.

— Так вы… вы приехали сюда не для того, чтобы спасти нас?..

— Мы — воины разведывательного отряда, попали в переделку в Шадре и сейчас возвращаемся домой, — убедительно соврал Нокс, к тому времени вместе со всеми остальными уже поравнявшийся с Риком. — Мы ожидали найти здесь временный приют, а обнаружили покинутый город.

Целебник тяжело вздохнул.

— Если вы искали приют — то вы не туда приехали, господа… Здесь приюта нет. Весь город — одно большое кладбище…

— Из-за болезни? Мы видели черные стяги на воротах, — сказал Рик.

Старик покачал головой.

— Нет… Черная пляска у нас унесла не много жизней. Но вся торговля встала, запасы закончились… А потом пришла пустыня, — целебник слабо улыбнулся. — Мы уже давно умираем не от болезней, а от голода.

Всадники переглянулись.

— Живые где? — коротко спросил Рик.

— На территории храма. Нам так проще заботиться друг о друге. И следить, чтобы более сильные не пожирали слабых…

Не дослушав старика, Рик помчал туда. За ним поспешили остальные. Бросив поводья Бруно, Рик толкнул ворота — и с трудом проглотил подкативший к горлу ком.

Прямо во дворе горел открытый огонь, на котором стоял большой чан с мутной вонючей жижей — это варились голенища кожаных сапог, древесная кора и целая тушка какой-то птицы, скорее всего — вороны. А вокруг очага сидели призраки: чуть больше полусотни людей, и в основном это были женщины и дети с запавшими бледными щеками, синяками под глазами, остро выпирающими из-под одежды плечами и ключицами. Некоторые с интересом уставились на чужака, но в основном блуждающие взгляды казались совершенно безразличными. Словно они уже давно умерли, но тщедушные оболочки все еще продолжали дышать.