Сергей Тармашев - Ареал: Заражение. Цена алчности. Обречённые

Жёлтая полоска на дисплее шумомера вздрогнула, коротко скользнув к середине шкалы децибелов, и Иван затаил дыхание, прислушиваясь. Откуда-то со стороны озера донёсся глухой шум, словно нечто большое и тяжёлое издало тихий печальный вздох. Спустя секунду следом за ним пришёл монотонный хриплый вой, быстро перешедший в визг и исчезнувший в недоступном человеческому уху ультразвуке. Барабанные перепонки неприятно заныли. Берёзов щелкнул кнопками управления поворотной платформой и повернул джойстик, разворачивая к озеру направленные микрофоны. Болезненный вой-визг повторился, и уши резануло болью ещё сильнее.

– Туман – Медведю! – зашипела в ухе гарнитура рации. – Туман, ответь Медведю! Как слышишь меня?

– На связи, – ответил Иван, – принимаю тебя хорошо.

– Вой слышал? – В голосе Медведя звучала тревога. – Что там у тебя?

– Пока ничего, – Берёзов вгляделся в ночную тьму, – звук пришёл со стороны озера, но движения не наблюдаю. Ночник тоже засветок не даёт.

– Это Унк орал, – насторожённо произнёс Медведь, – ночником его не засечь. Смотри в оба! Если увидишь шевеление – накрывай из АГС!

Вой повторился. На этот раз без болезненного визга, он звучал явно ближе, и в хриплых всхлипах можно было различить нечто похожее на истеричный женский плач.

– Приближается? – напрягся Медведь.

– Да, – подтвердил Иван, глядя на шкалу децибел, – микрофоны фиксируют слабые шлепки, словно кто-то плывёт по воде.

– Твою мать! – выругался Медведь. – Вырубай свет! Я иду к тебе! Если завизжит ещё ближе, заткни уши чем-нибудь!

Медведь оказался на вышке через три минуты. Вместо привычного «Печенега» у него в руках был топор.

– Собрался по дрова? – Иван указал на топор взглядом.

– Я же сказал – погаси свет! – скривился здоровяк, хлопая рукой по рубильнику аварийного освещения. – Если Унк сюда влезет, дровами станем мы все!

Он прислонил топор к стене и прильнул к окуляру перископа. С минуту Медведь молча всматривался в чернильную темноту ночи, после чего вновь тихо выругался:

– Не видно ни черта! – Он потёр руками глаза и вновь приник к перископу. – Сколько до рассвета?

Берёзов взглянул на часы с фосфоресцирующим циферблатом:

– Двадцать три минуты.

– Долго, – с досадой скривился Медведь. Он обернулся к Ивану и добавил: – Найди, чем уши заткнуть. Если эта тварь заорёт близко, барабанные перепонки не выдержат. Говорят, что и мозги не выдерживают… – здоровяк вернулся к наблюдению, – хорошо бы заметить его заранее…

– Почему не пошарить прожектором? – спросил Берёзов. – До озера недалеко, наверняка высветим. Сразу из АГС и вдолбим.

– Не факт, что высветим, – покачал головой Медведь, напряжённо всматриваясь в ночь, – маленькие они… зато прыгучие и цепкие, почище обезьян. На свет прожектора оно точно придёт. Прямиком на крышу, к самой будке… Ничего не видно! – Здоровяк беспомощно покачал головой, отвлекаясь от перископа, и тихо посетовал: – Угораздило же…

– Откуда оно здесь? – стараясь говорить как можно тише, поинтересовался Иван. – Я не помню названия «Унк» в курсе лекций. Что это ещё за дрянь?

– Унком его сталкеры прозвали, – Медведь вновь потёр руками глаза и часто заморгал, приноравливаясь к темноте, – одно время у учёных оно числилось в «Неизвестных мутировавших объектах», вот название и прилипло, от первых трёх букв английского написания слова «Неизвестный». Среди первых сталкеров дюже образованных языковедов, сам понимаешь, было немного, вот так и сложилось. Сейчас оно официально зовётся «Сенсативный кто-то там».

– Сенситивно-гипертрофированная мутаформа какого-то объекта, уже не помню, как дальше, – Берёзов вспомнил рассказ инструктора, – так они же вроде в Красной Зоне должны обитать?

– Угу, – подтвердил Медведь, – оттуда оно и пришло. Почувствовало приближение чьей-то смерти. А раз возле нашей лабы объявилось, стало быть, кто-то скоро умрёт. Недобрый знак! – подытожил он. – Туман, понаблюдай пока, а я внесу это в вахтенный журнал. Мало ли что… так хоть будут знать, что здесь произошло.

Медведь приоткрыл крышку дежурного ноутбука, чтобы одновременно видеть дисплей и не светить им слишком сильно, и принялся старательно нажимать на клавиши, стараясь не издавать ни звука. Берёзов тревожно прильнул к окулярам перископа. Про Унка на теоретической подготовке рассказывали совсем мало. Неизвестная форма активности Ареала, приравненная к категории особо опасных. Издаёт предположительно ультразвуковые сигналы на частотах, разрушающих клетки головного мозга человека. Существует предположительно в Эпицентре и Красной Зоне. Раньше изредка встречалась в Жёлтой Зоне, но за прошедшие пять лет не было зафиксировано ни одного появления Унка, что связывают с ростом Ареала и несклонностью Унка покидать своё место обитания. Опять же предположительно предпочитает обитать возле водоёмов и перемещается между ними по прямой, от одного к другому. Не относится к формам жизни. Фотографий нет, подробных описаний то ли нет, то ли не давалось в связи с тем, что тварь перестала встречаться…

– Медведь, нам говорили, что этот Унк не относится к формам жизни, – Иван вглядывался в зернистую темноту, стремясь заметить в далёких кустах даже малейшее движение, – что это значит?

– То и значит, – буркнул здоровяк, – неживое оно. Как Бродяги. Сердце не бьётся, кровь не циркулирует, почки не работают и так далее. Тело холодное, потому и в инфракрасном спектре его не видно.

Лёгкое шевеление на фоне чернильной ночи в первую секунду Берёзов даже не заметил. Что-то закрыло собою часть обзора, будто на объектив перископа снаружи, у самого края линзы, села муха или прилипла пылинка, слабо покачивающаяся теперь под дуновением воздуха. Иван недовольно поморщился и покрутил верньеры регулировки резкости, перенастраивая перископ с дальнего обзора на ближний.

– Что за чёрт… – удивлённо выдохнул он, – у нас на крыше ребёнок!

На дальнем обрезе плоской бетонной крыши лаборатории спиной к сторожевой вышке сидела, свесив ноги, скрюченная фигурка мальчишки лет семи-восьми, одетого в какое-то рваньё. Ребёнок сжался в комок и едва заметно раскачивался в разные стороны, словно стрелка метронома.

– Замри!!! – зашипел Медведь, срываясь к перископу. – В угол! К окну не подходи!

Он отстранил Ивана от окуляров и сам посмотрел в указанное место.

– Твою мать! – снова выругался здоровяк едва слышным шёпотом, стремительным движением опуская светящуюся крышку ноутбука. – Он уже здесь!

Медведь быстро и осторожно присел, чтобы случайно не мелькнуть в окне, и на корточках сделал пару шагов к углу, где стоял прислонённый к стене топор. Он взял его в руку и, разворачиваясь спиной к стене, посмотрел на Берёзова, прислоняя к губам указательный палец другой руки, изображая знак полнейшей тишины. Иван вжался в противоположный угол и замер. В наступившей тишине можно было уловить тихое детское хныканье. Берёзов вопросительным жестом указал Медведю на рычаги обрезиненных заслонок из бронестекла, предназначенных для герметизации наблюдательных окон. Тот отрицательно мотнул головой.