Вячеслав Седов - Две Цены

— А ваш хозяин не подумал о том, что от таких вот визитов можно ненароком и спятить?!! — чуть не крикнул полукровка.

Вообще-то подобные вещи с Фениксом по роду его профессии происходили не так чтобы в первый раз. Чего только стоил один оригинальный способ, которым его призвал на службу шаргардский чародей, ныне покойный Рэйтц из Красных Башен. Карнаж как-то сидел в трактире и спокойно ужинал. Когда же он откупорил бутылку доброго вина, оттуда вдруг выпорхнул плененный дух и, вместо положенных трех желаний, которые легенды сулили нашедшему, выполнил одно, но чужое: схватил «ловца удачи» и вынес наружу через трубу дымохода. Тем не менее, представление, которое разыграли подручные некроманта, выглядело ещё более жутко. И Феникс лишний раз имел удовольствие убедиться, что каждый маг на Материке, обладающий хоть крупицей таланта и силы, начинал сходить с ума на свой лад.

Попугай порхнул на спинку кровати и положил медальон на скомканное покрывало.

— Спрячь-спрячь! — произнесла птица, кланяясь металлическому черепу.

Карнаж подошел на едва гнущихся ногах и наклонился, чтобы взять медальон. Боль пронзила спину, и он отшатнулся, издав тяжкий стон.

— Крылышкам больно? — озадаченно повернул голову попугай. — Скверно-скверно! Горбун, подай снадобье Фениксу. Да поживее! Хозяин непременно желает его видеть.

Уродец проковылял к кровати и протянул «ловцу удачи» изумрудного цвета сосуд с толстыми стенками. Полукровка, морщась от боли, взял снадобье из длинных, кривых пальцев.

— По одной капле два раза в день, счетом чертовой дюжины всего и не более, — напевно прозвенел голос горбуна. — В тумане разума боль заблудится и забудется.

— Я непременно явлюсь, если останусь жив, — ответил «ловец удачи», пряча медальон и флакон запазуху.

Снизу донесся шум голосов и топот многочисленных ног по лестнице.

— Мы можем помочь, — сказал попугай, порхнув на мешок с головой dra.

— Избавим вас от тяжкой и опасной ноши, а заодно очистим путь, — тут же пропел горбун.

Топот ног приближался, и до чутких отсрых ушей полукровки долетало клацанье извлекаемого из ножен оружия. В дверном проеме показался один из слепцов с факелом в руке. Он уже собирался рвануться внутрь комнаты, но невидимая стена оттолкнула его и он отлетел назад.

— Это за нами, за нами! И, значит, за вами, за вами! — глумливо сообщил попугай, поставив «ловца удачи» в положение роженицы в начале схваток, чей выбор, откровенно говоря, был невелик.

— Проклятье! Забирайте что вам нужно и расчищайте путь, если и вправду можете! Я на всё согласен! — крикнул в отчаянии «ловец удачи», хватаясь за оружие и забиваясь в угол при виде той толпы, что собралась в коридоре.

Слепая старуха протиснулась меж стражей и, воздев руки, сжала клюку и исступленно завопила какие-то заклятия.

— Охотно-охотно! — попугай сел на подоконник. — Только надо ещё немного-немного!

Птица отдернула клювом занавеску. Снаружи, уцепившись лапами за стену, на них таращился фэтч. Горбун повернулся и безотрывно глядел на монстра. Монстр тоже глядел на него. Тот глаз, который был в три раза меньше другого у уродца, с чавкающим звуком стал открываться, становясь всё больше и больше, пока не сравнялся со своим собратом. Фэтч заскулил и заплакал так горько и жалостно, словно ребенок, оставленный матерью, рыдал где-то за толстой стеной. Монстр задергался и вдруг сорвался. Плач прекратился.

— Путь свободен-свободен! — проскрипел попугай.

Подобное могло довести до безумия любого здравомыслящего человека, однако Карнаж не даром отмечал для себя, что «ловцами удачи» становятся преимущественно метисы различных мастей, а вот люди в профессии долго не задерживаются. Эльфы и гномы славились устойчивостью разума к заклятиям, благодаря очень гибкой психике, которая выручала не только от насылаемых помутнений рассудка, но и от внутренних, которые возникали как стрессовые издержки.

Феникс больше не воспринимал происходящее, словно в какой-то момент он отстранился и действовал по обстановки, не анализируя её слишком глубоко. Он схватил торбу, мгновенно высадил окно и, обернувшись на подоконнике, чтобы поблагодарить нежданных спасителей, едва успел прыгнуть от протянувшихся к нему многочисленных рук ворвавшихся в комнату слепцов.

По-кошачьи мягко приземлившись, полукровка услышал над головой сквозь ругань и крики из выбитого окна хлопанье крыльев. В землю возле его руки воткнулся темноэльфийский шпаголом. Верно, о клинке он совсем позабыл, оставив его засевшим в дверном косяке. От частокола донеслось ржание сильванийского коня. Превозмогая боль в спине, Карнаж сосредоточился и заставил свое ран’дьянское наследие совершить последний рывок к побегу. Перемахнув частокол и ров, «ловец удачи» не успел сгруппироваться и кубарем покатился вниз по склону холма. С трудом поднялся, вставил ногу в поддерживаемое горбуном стремя и, даже не удивившись тому, как тот успел оказаться здесь да еще и с конем, рванул что было духу к реке. Там располагалась паромная переправа, а паромщик, видимо, заранее вынутый из кровати, ожидал в компании белого попугая на плече, стоя как истукан, в одном исподнем, с широко распахнутыми, бессмысленными глазами…

* * *

Шаарон встретил обоз убийц драконов своими, теперь уже как и прежде, полными людей улицами. У самых ворот Тард и офицер королевского разъезда в последний раз посмотрели друг на друга волком, и гвардейцы двинулись дальше.

Бритва с Горттом уж и не надеялись избавиться от столь тяжкого покровительства. Особенно туго пришлось после ночного происшествия, когда дорогу обозу пересекли двое всадников. Они куда-то спешили, да так, что не ответили на требование офицеров остановиться, а лишь пришпорили своих коней. Те из солдат, кто бросились им наперерез, пали первыми, после чего всадники врезались в обоз и опрокинули еще несколько человек из разъезда. Ошеломленным таким поворотом, гномам и их товарищи по оружию оставалось только провожать нежданных гостей взглядами, пока те не скрылись в сумерках. Хлопот ещё прибавилось, когда Нэй узнала в одном из всадников ту самую полуэльфку-наемницу, которая после стычки с гвардейцами покинула их вместе с «ловцом удачи». Эльфка не удержалась и окликнула Гюрзу, а та обернулась. Всего этого оказалось достаточно для допроса, который после учинил офицер разъезда, раздосадованный такой неудачей. Однако Нэй ничего не могла толком сказать о наемнице, и офицер, злой как сто чертей, набросился на Тарда, виня его в том, что наемники не оказали должного содействия. Бритве ничего не оставалось, как снова закрыться королевским патентом, словно щитом, от всех нападков. Офицер и был бы рад порвать эту треклятую бумажку в клочья, но печати трех королей сообщали ей той непомерной твердости, которая ровняла её с листом лучшей стали.