Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

— Нитй’сефни — чужеземец издалека, — представляет меня Грюнальди. — Прибыл в наши края, чтобы уничтожить Деющих, которые тут бедокурят, а мы его сопровождаем. Но к твоему королю вопросов у него нет, а потому можешь сесть снова. Ульф ежедневно говорит с Фьольсфинном, они вместе пьют водку, едят сельдь и болтают. Речь о короле Змеев, которого зовут Аакен, том самом, который нынче осаждает наши земли, а потом пожелает напасть на твой город. Мы дружественно настроены. Заметь, что я сижу за этим столом и пью пиво, хотя твои люди убили многих моих приятелей и кровных. Но я понимаю, что вы все одурели от песен богов, а потому не убью тебя, Хорлейф, который теперь стал зваться Полынью, потому что ты был не в себе. Но ты должен понимать, что есть враги, злоумышляющие и на нас, и на вас, и потому мы теперь на одной стороне.

— Никто из вас этого не поймет, — медленно говорит Полынь. — Но тут, в Саду, каждый из нас будто родился наново. Потому мы носим другие имена. Ледяной Сад дал мне новую жизнь и показал чудеса, каких ранее не видывали человеческие глаза. Мы бы не смогли снова сидеть в деревянных конурах в Земле Огня после того, что мы увидели. Потому, если вы прибыли забрать нас домой, то знайте, что никто из нас этого не желает. Что же до тех, с которыми мы некогда были в родстве, то скажите им, что мы умерли. Пусть они поставят траурные камни, оплачут нас, разделят наследство и начнут жить наново, так, словно нас уже нет. Потому что так будет лучше для нас всех. Для Земли Огня и дел, что происходят на Побережье Парусов, поскольку мы умерли на самом деле. Я уже долгое время слышу, что вы ходите по городу и пристаете к людям, расспрашивая о старых делах. Прекратите. Чабрец, человек, которого ты некогда называл Скафальди Молчащим Ветром, приказал передать тебе возмещение за всех убитых под стенами в то лето. Это пять золотых гвихтов за каждого мужа, которого мы тогда убили. Отвези их в Землю Огня и отдай семьям тех, кто погиб. В той битве умерло двадцать человек сразу и двенадцать потом, от ран, хотя мы их и лечили. Пятеро исцелились, двое из них решили остаться в Саду, а трое на следующий год поплыли домой на торговом корабле Людей Коней. Деньги тебе принесут туда, где ты живешь сейчас, в крепость, и это закончит дела, которые есть между нами. Это тринадцать дюжин гвихтов, и это огромная сумма. Законоречец говорит, что это честная вира, особенно учитывая, что вы хотели захватить город, а потому мы могли бы не платить ничего.

— Мы хотим говорить не об этом, — отвечает Грюнальди. — О том, что вы собираетесь откупиться несчастными пятью гвихтами за жизнь таких славных мужей, мы поговорим позже. Пока наша земля стоит в огне, Змеи подходят к вратам Дома Огня как волки, а когда сойдут снега, они ударят. С ними будет безумный Деющий, превращающий детей в железных чудовищ, притягивающий молнии и оживляющий призраков холодного тумана, а потому может так случиться, что некому будет передавать твои деньги и твои слова.

— Тогда я не понимаю, чего вы хотите.

— Возможно, в городе появился весьма опасный человек. Шпион с Юга по прозвищу Багрянец. Это амитрай. Деющий и убийца. Он умеет менять лицо и делать так, что на том появляются красные знаки, и потому потом никто не может его узнать. Он разбирается в ядах и магических зельях. Может ослепить, подув в лицо, или убить стеклянным кинжалом с ядом жаловицы. Мы сталкивались с ним, и я полагаю, что он попал сюда. Мы говорим тебе, поскольку только тебя мы и знаем.

— Откуда ты можешь это знать? — спрашивает он резко.

— Я не купец, — отвечаю я. — Я прибыл сюда из-за того, что происходит в мире. Ты должен знать, что этот Багрянец наверняка прибыл убить твоего хозяина. Понимаешь? Он убьет Фьольсфинна. Я его предупрежу, но, полагаю, и ты должен кое-что сделать.

Он наклоняется ко мне.

— Скажу, кому нужно, а если кто-то такой появится вне кварталов для чужаков, мы сразу же его узнаем. Единственное, что он сможет — сидеть в Ластовне или Кавернах, где обитают те, кто боится стать жителями, но кто получил укрытие. Там много измененных песнями богов и урочищами далеких стран, чужеземцев и потерпевших кораблекрушение. Мы в Каверны не ходим, а они не выходят оттуда. Он может там спрятаться, но выйти в город ему будет непросто.

— Почему ты скрываешь лицо под капюшоном? — спрашиваю я.

— Мне было бы стыдно, увидь меня кто в Ластовне, с чужеземцами, в дешевой таверне. Многие, кто прибыл тогда на ладьях как морские грабители, сделались потом Стражниками Сада и даже вступили в Братство Древа.

— Вы стражники?

— Можно и так сказать, чужеземец. И я мало что могу сказать тебе, кроме этого. Но Братья Древа — это самые страшные воины, каких только видел мир. Мы станем защищать Сад и не боимся умереть ради него. Потому — не спрашивай.

— Пей, Хорлейф, — говорит вдруг Грюнальди, наливая ему доверху. — Когда король Змеев сожжет Побережье и отправится тысячью кораблей сюда, возможно, мы встанем на тех стенах рядом. Так перестанем же ссориться.

Хорлейф-Полынь не заставляет просить себя дважды, и вот сидим, как группа друзей, похлопывая друг друга по спинам и щедро разливая вино. В оловянных кубках не видно, сколько налито, а потому мы едва смачиваем губы, наполняя посудину Хорлейфа до краев, а потом покупаем еще и морской мед с пряностями. А когда он не смотрит, я пару раз доливаю ему восьмидесятипроцентной ракии из фляжки.

Эффект приходит где-то через час. Я не слишком умею читать в странных ореховых глазах стражника, но Грюнальди склоняется к нему, чтобы стукнуться кубком, а потом поглядывает на меня и чуть кивает.

— Я много странствовал по миру и не слышал о таких страшных воинах, как Братья Древа. Из того, что я знаю, никто о них не слышал. Самые страшные — это ниндзя или ужасные апачи, не говоря уже о юсмаринерс. Это их боятся люди и бегут с поля битвы при одном их виде. Но о вас не слышал никто, и потому я полагаю, что ты хвастаешься зря, — делаю я попытку.

Примитивно, но отчего бы и нет?

Хорлейф тычет в меня пальцем, и кончик его мечется между одним и другим моим глазом, будто он не может решиться.

— Ты… как там те… не знаешь, что говоришь. О нас не рассказывают за пивом… Мы не идем в битвы. Убиваем вожжей… И нет битыф-ф-ф. Мы — владыки нотси. Но — ш-ш-ш…

Он не говорит ничего больше, но картинка делается четче. Пока что как гипотеза.

— Легко говорить так, когда сидишь за стенами крепости.

Он машет пальцем, но я не понимаю, он не хочет говорить или просто не соглашается. Грюнальди тянется за кувшином, чтобы долить земляку, я удерживаю его движением руки. Мужик уже идет по острию — слишком легко перебрать, и информатор сляжет в три секунды. Я меняю тему:

— Я видел уже немало городов, странствуя по миру. Скажи мне, чем Сад отличается от всех? Есть и больше, и куда крепче защищенные.