Александр Седых - Сын ведьмы

Русские превратили робкое отступление врага в паническое бегство. Мертвецы дружною толпой бросились преследовать немцев. Трупы высоко подпрыгивали над выставленными штыками и плюхались на железные каски. Даже если кто из немцев и успевал наколоть падающее тело на штык, то уже ни высвободить винтовку из «мёртвого» захвата, ни удерживать груз над головой, был не в силах. А следом за русскими мертвецами в мешанину копошащихся тел влетел злой снеговик с топором и смясорубил немецкий взвод в фарш!

Из узкого хода сообщения визжащий серый клубок тел выкатился в более просторную траншею первой линии обороны. Но от этого немцам легче не стало. По мере движения, незначительные потери русских, с лихвой, восполнялись ранее павшими в бою солдатами, а вот немцы терялись безвозвратно.

Пули не брали «оживших» мертвецов, их тела могли лишь застрять в штыках противника. А снеговики с топорами (конечно же, они казались массовым явлением!) прыгали в самую гущу мясорубки, скрываясь под белым покровом кружащейся метели. Это только Алексей видел врагов колдовским зрением, немцам же надо было снег из глаз сначала выковырнуть, а уж потом пытаться различить белый силуэт на белом мельтешащем фоне. Снеговик кромсал немцев быстрее, чем Алёша Попович раньше дрова строгал.

Спасаясь от накатывающего по траншее убийственного снежного кома, остатки немецкой роты нашли единственно правильное, спасительное решение. Солдаты выскочили из опрометчиво занятых русских окопов и рванули по полю, в сторону своих позиций.

Алексей добил топором последних зазевавшихся «героев» и убрал контроль гравитационного воздействия над окружающими телами. Пурга мгновенно стихла, снежинки плавно опустились на землю. Русские солдаты, наконец, обрели заслуженный покой.

Что — то врагов было маловато? — задумался Алексей и окинул взором дальние подступы.

На поле, у заграждений из колючей проволоки, копошились сотни австрийцев. Беглецы в рогатых касках, встречным потоком, застопорили их движение. Удирающие немцы со страху сигали через «колючку», запутывались и дрыгали ногами. Австрийская пехота залегла за линией наполовину уже порезанных заграждений, не решаясь продолжать атаку— уж больно прытко немцы драпанули из занятых окопов. Офицеры безуспешно пытались выпытать у беглецов истинную причину паники. Дикие вопли об оживших мертвецах и злых русских снеговиках с топорами, как — то не воспринимались военной интеллигенцией всерьёз.

Алексей повернул голову в сторону холма. Прорвавшие оборону немцы обстреливали батарею Щетинина с тыла, не давая ей открыть огонь по атакующим в лоб левый фланг австрийцам. Но откуда же взялись на позициях роты Ширкова немцы? Не из — под земли же они вылезли. Алексей, на всякий случай, просканировал окрестности на предмет тайного подкопа, но гравитационных пустот не увидел. Зато его взгляд зацепился за вытоптанную полосу снега, что тянулась, словно шершавая сброшенная змеиная шкура, из глубины лесного болота к краю траншеи. Разрушенный артиллерией пулемётный дот скалил в небо обломанные брёвна, будто осколки зубов, но укусить огнём уже никого не мог.

— По лесу обошли, с фланга, как я летом роту Ширкова провёл! — в сердцах стукнул кулаком по брустверу окопа Алексей. — Мороз сковал болото льдом!

«Теперь враги окружат русских и поквитаются за давний разгром. Однако без подкрепления, немецкий штурмовой отряд долго на обратном склоне холма не продержится. Надо не дать австрийскому батальону занять русские траншеи. Вот только против такой толпы одним топором и кучкой мёртвых солдат оборону не удержать.»

Картина боя теперь стала ясна. Немцы придавили русскую пехоту огнём артиллерии, разрушили пулемётные доты и ударили штурмовой группой во фланг. Часть роты закрепилась в окопах, остальная пошла в тыл артиллеристам. Русские, отстреливаясь, отступили на холм (проще говоря, драпанули, даже раненых и санитара бросили!). Горькая обида за товарищей кольнула душу пацану, но он — то отступать не будет. Казак покажет, как надо воевать! А, если придётся, то и умирать «за други своя»! Ведь, уступи сейчас Алексей свой участок фронта, и всему русскому батальону конец!

— Зря вы, немчики, законы цивилизованной войны порушили. Хотите пленных и раненых безнаказанно штыками резать, так я вам покажу… дикую войну. Теперь я в полную силу биться буду!

Алексей пробежал взглядом по линии траншей. Все доты взорваны, но он заметил перевёрнутый пулемёт на бруствере окопа. Рядом и пять коробок с набитыми лентами нашлось. Приятным бонусом пошёл ящик с гранатами. Видно, Ширков отреагировал на опасения шамана и выпросил у комбата усиление огневой мощи. Ну, теперь и повоевать можно!

Алексей поставил «Максим» в стрелковую ячейку, заправил пулемётную ленту. Но стрелять не торопился, австрияки ещё последний ряд колючей проволоки ножницами не успели перекусить. Сильно мешали запутавшиеся в «колючке» обезумевшие беглецы.

Немцы орали от боли и страха, дёргаясь в железных путах. Самых буйных, офицерам пришлось пристрелить, чтобы, заодно, и своих паникёров вразумить. Ведь лезть в окопы к мертвякам никому не хотелось. Раз уж элитная немецкая рота в гиблых местах вся полегла (не считая кучки сумасшедших беглецов), то в русских траншеях действительно сидит кто — то о — о — очень страшный.

Алексей потянулся колдовской Силой к ближайшим трупам немцев, придал невесомость телам и задал нужный вектор тяги. Тушки поднялись стайкой в воздух и, плавно подлетев, аккуратными рядами уложились поверх бруствера окопа, образовав защитную стенку. Пулемёт теперь выглядывал, словно из амбразуры дота, только стена была единственная, и крыша тоже отсутствовала.

Австрияки с недоумением глядели на переползание тел в серых шинелях по брустверу окопа. Офицеру в бинокль было виднее, из чего сложилась стена, но делиться с соратниками знанием он посчитал лишним. Вытер холодный пот перчаткой со лба и махнул пистолетом, посылая батальон в атаку. Ствол пулемёта он тоже различал в окуляры отчётливо, но разве может один пулемёт остановить полтысячи штыков? Правда, ширина полосы фронта очень уж мала и отлично укладывается в эффективный сектор стрельбы. Однако стоит лишь «броском вперёд» преодолеть сотню метров, и пулемётчик не будет успевать ворочать стволом в разные стороны. А скольким солдатам такой «бросок» грозит верной смертью, зависит от мастерства пулемётчика.

Знал бы офицер, какой виртуоз занял место за инструментом, не послал бы на убой живую массу. Как только пехота дружною толпой прорвалась за последний ряд проволочного заграждения, вокруг «стены из мертвецов» закружился снежный вихрь. Огневая точка скрылась с глаз врага. Лишь очень узкая щель, напротив прицела, оставалась странно чиста. Станок «Максима», будто корнями врос в землю (гравитация глубоко вдавила колёса в мёрзлую землю). Даже ствол пулемёта не дёргался при стрельбе, словно его зажала рука невидимого великана.