Александр Седых - Сын ведьмы

— Изучаем испанский язык по французскому самоучителю, — доложил поручик, совсем запутав контрразведчика.

— А испанский — то зачем?

— После войны в Америку поплывём.

— Ну, братцы, у вас и масштабные планы, — присвистнул от удивления капитан. — Да-а, с вами не соскучишься. Говорят, что вы тут даже кино снимаете.

— Балуемся помаленьку, — смущённо признал грешок молодой поручик. — Трофейный аппарат достался по случаю, вот только с реактивами проблема — никак подходящего состава закрепителя не найдём — желтеет плёнка.

— С этим… давним случаем тоже разобраться бы следовало, — косо посмотрел на доморощенного киношника капитан. — Но меня сейчас больше занимает последний бой. Остались ли какие свидетельства подвига? Может, кроме казака, ещё очевидцы найдутся?

— Другие участники пали смертью храбрых, — грустно склонил голову поручик. — Но, по приказу командира батальона, отснята кинохроника поля боя.

— Почему в штаб не отправили такой веский аргумент?

— Так в штабе кинопроектора нет. Бесполезно плёнку только сгнобят. А мы линзы от своего киноаппарата не отдадим, иначе назад уже не получим.

— Ну, не везде у нас ещё в армии такой прогресс, как в вашей первой роте, — рассмеялся Кондрашов и, прищурив глаз, глянул на казака: — Наслышан, медицина у вас тоже далеко вперёд ушла.

— Лечим старым дедовским методом — огнём, — невозмутимо доложил санитар.

— А свою «чёрную» пещеру покажешь?

— Копоть забелена уж давно, — заступился поручик. — Кстати, сейчас можем сразу и пройти в медпункт, там стена большая, ровная — хорошо кино смотреть.

— Ну, пошли, поглядим удивительную «фильму», — охотно согласился капитан. Он не собирался затягивать следствие, а про фильм в донесениях ничего не написано.

Все оделись и проследовали в медпункт. Два мрачных охранника капитана встали теперь на страже у входа в пещеру. Пока Ширков настраивал проектор, подошёл командир батальона. Оказывается, Вольдшмидт и Кондрашов неплохо знакомы.

— Приветствую вас, Николай Евгеньевич, — радушно раскрыл объятья капитан.

— Какими судьбами, Эдуард Петрович? — удивился неожиданной встрече майор. — Каким боком в канцелярскую суету контрразведка затесалась. Неужто, шпионов в окопах ловить послали?!

— Шпионы везде есть, — рассмеявшись в ответ, назидательно поднял указательный перст капитан.

— Эдик, ты моего казака тут не обижай — уж очень полезный державе демон, — полушутя, погрозил пальцем давнему знакомому комбат.

Кондрашов взял под локоток комбата и, отведя чуть в сторонку, шёпотом доложил:

— Слух по фронту прошёл, будто бы твой шаман мёртвых оживляет.

— Ну, шаманит казачок понемножку, раненых исцеляет. Какой в том грех?

— Так отошли его в госпиталь, докторам помогать. Зачем тебе, Николай Евгеньевич, лишние проблемы в батальоне. В штабе на казака уже дело, толщиной в кирпич, завели.

— Во — первых, своих мы не сдаём, — высвободил локоть из цепкой хватки контрразведки комбат, — а во — вторых, видел бы ты, как этот казачок с пулемёта строчит. Да и голова у парня светлая, очень нестандартно мыслит.

— Что у казака в голове — не знаю, но руки у парня сильные. Я так понял, что вон теми гладкими каменюками он по утрам играется — сильно исцарапан пол. И реакция у богатыря чудесная, хороший пластун бы получился. Может, мне его в разведку удастся сманить.

— Он уже там был, — рассмеялся майор. — Упустили вы счастье капитан, обидели героя. Теперь Алексей хочет только лекарем быть.

— Уступи своего шамана, хоть на одну операцию. Николай Евгеньевич, очень надо.

— Так у твоего ведомства свой интерес к моему казачку имеется, — догадался о причине появления контрразведчика комбат.

— Ну, без нашего зоркого ока, штабные вряд ли смогут объективно разобраться в причинах прорыва линии фронта. Ведь тогда надо ротозеев среди своих искать, что обход фланга прозевали. Потому и подвиг первой роты признавать не желают, крысы канцелярские.

— Раз так, то давай начистоту, без политесов, — предупредил боевой офицер. — Поможем, чем сможем, но награды всем вдовам ты в штабе выбей. Чтобы каждому герою по «Георгию» — заслужили кровью… А казаку — два «Георгия», ему бюрократы ещё за прошлый подвиг задолжали.

— Николай Евгеньевич, родной, когда затронуты интересы генералов, медалей для солдат не жалеют.

— Господа офицеры, кинопроектор готов! — доложил поручик.

— Продолжим разговор после просмотра хроники. Там есть чему подивиться, — комбат жестом предложил контрразведчику место на лавке у стены. — Туши лампу Алексей. Ширков, крути плёнку.

Ширков отмотал плёнку на глазок, поэтому сперва пошла демонстрация ранее отснятого материала. Солдаты сидели в блиндаже, все с серьёзными лицами, как привыкли позировать в фотоателье. Каждый крепко сжимал ладонью цевьё винтовки с примкнутым штыком. Освещение в блиндаже было слабое, к тому же плёнка сильно отдавала желтизной.

— Разрешите чуть вперёд перемотать, — стушевался своей оплошности кинооператор.

— Нет, пусть всё идёт своим чередом, — остановил поручика контрразведчик. — Я так понимаю, дальше будет такое же качество плёнки?

— Закрепитель слабый, — извинился кинолюбитель.

— И через время изображение будет значительно хуже? — как — то даже с надеждой в голосе спросил капитан.

— Да, слой на плёнке быстро разрушается, — грустно признал очевидный брак при обработке плёнки Ширков.

— Замечательно, поручик, крутите дальше своё кино, — аж повеселел капитан.

Ширков продолжил кинопоказ. Бытописание солдатской жизни в блиндажах закончилось, пошли кадры запечатлевшие приход зимы — занесённые метелью окопы, облепленные снегом двери блиндажей.

— Да, да, да, — стукал кулаком по коленке чрезвычайно довольный кинокартиной странный капитан.

Ширков размеренно крутил ручку кинопроектора, и на белой стене — экране появилась жуткая кинопанорама кровавого побоища. Трупы кучами устилали траншею. Тела немцев жутко изрублены. Русские солдаты застыли наколотыми на штыки, но были поверх немцев. А за бруствером окопа белый саван поля устилали сотни тёмных клякс. В кадр попала стенка, сложенная из окоченевших трупов немцев, и дымящийся станковый пулемёт в жуткой амбразуре.

Короткометражка закончилась. Стрекотание кинопроектора смолкло. Под сводами пещеры повисла жуткая тишина.

— Ха — ха — ха, — неожиданно разразился смехом Кондрашов. — Отличное кино, надо теперь его как — то немцам показать. Пусть трепещут!

— Прошу пояснить причину неуместного веселья, господин капитан, — сурово сдвинул брови Вольдшмидт. — Алексей зажгите лампу, а то с такими картинами и умом двинутся недолго.