Ярослав Гжендович - В сердце тьмы

Засуха, наведенная Нагель Ифрией на Внутренний Круг, здесь омыла склоны паводками и лавинами грязи, поэтому горцы либо померли с голоду, либо сбежали.

Потом нам стали попадаться на глаза люди. Немногочисленные пастухи, стерегущие стада странно выглядящих худых ковец, что паслись на траве, скупо растущей на камнях, или жевали высохшие побеги колючего кустарника. Несколько раз мы проносились между скалами, скрытые от их взоров, а потом вернулись к доброму обычаю беглецов и следопытов и стали путешествовать ночами. Бесшумные как тени, мы миновали погруженные во тьму каменные селения, и лишь псы лаяли в нашу сторону.

Позже нам пришлось пойти трактом. Кривым и каменистым, как все здесь, но это был единственный возможный путь.

— Не нравится мне это, — заявил Брус во время постоя. — Где дорога — там пост. Раньше или позже. Даже в таком зажопье. А через пост проще всего прокрадываться пешим и вдвоем, а не переться вшестером на лошадях, с вьючными животными.

— Другой дороги в Нахильгил нет, — ответил Сноп. — Так уж оно с горами. Порой здесь просто нельзя что-то обойти или миновать. Пропасти, обрывы и скальные стенки. Мы справимся. Можем пройти, как амитрайский отряд, мы умеем незаметно проходить даже сквозь блокаду на тракте. Можем пройти переодевшись, подкупить стражников или поубивать их. Есть разные способы. Но дело в том, сын Полынника, что ты привык полагаться лишь на себя. Я бы чувствовал себя лучше, решись ты на толику доверия. Мы знаем, что делаем. Мы — следопыты. И нас шестеро. Для этих пустошей — целая армия. Если несколько солдат исчезнут в этих горах без следа, никто не станет плакать.

— Когда-то я сам был загонщиком, — проворчал Брус. — Провел немало времени в землях врагов и в тылу их войск, и я знаю, что можно сделать, а что — нет.

Но иного способа, кроме как идти трактом, не было. Дорога вела между пустошами и стенами ущелий, потом — руслом мелкого, ощетинившегося камнями потока. Идя ночами, мы не встречали никого, порой перед нами разбегались дикие козы, однажды мы видели трех огромных скальных волков — к счастью, на другом берегу реки.

А однажды ночью оказалось, что дорога идет прямо центром селения. По сторонам вставали неприступные склоны, дорогу пересекала стена из камня, за которой виднелись абрисы хмурых каменных домов и торчащая над ними башня амбара. Въезд закрывали ворота из кривых затесанных жердей, закрытых на цепь. Сквозь темные двери домов порой взблескивал огонь очага, когда ветер шевелил шкуры, висевшие вместо дверей. Но большая часть домов была наглухо затворена, только собаки выли и лаяли, а еще было слышно блеянье ковец в загонах.

Брус чуть слышно выругался, хотя и с явственной злостью.

— Мы пройдем, — тихо сказал Сноп. — Это немного рискованно, хотя не слишком. Но решать Филару, сыну Копейщика. Он — Носитель Судьбы. Мы не выбираем путь. Только следим, чтобы по нему удалось пройти. Нахильгил впереди. В двух днях марша. Я не знаю другой дороги, только трактом, потому что вокруг стоят горы. Решайся, тохимон.

— Как ты думаешь пройти? — спросил я.

— Посты, которые выставляют в таких дырах, служат для устрашения путников, и чтобы селяне понимали: пусть они живут на краю мира, власть о них помнит. Сила поста — это сила властителя. Пост представляет его, но сам силой не обладает. Это два или три стражника, которые корчат грозные рожи, смотрят паспорта и тыкают в дурру копьями. Порой щупают девиц, чтобы проверить, не проносят ли те под юбками запретное. Но сейчас ночь. А ночью это просто двое спящих солдат-пехотинцев, одиночек в чужой земле и в пустошах, где им никто не поможет.

Брус покачал головой.

— Брус?

— След — это след. Раньше или позже кто-то узнает, что мы туда поехали. Полагаю, стражников нужно перебить.

— Сделаем так, если они выйдут, — заявил Сноп. — Надеть капюшоны, мечи в руки. Н’Деле и Бенкей — приготовить луки.

Капюшон на куртке следопыта имеет на лбу ленту, которую следует обвязать вокруг головы. Потом нужно отстегнуть кусок материи, чтобы закрыть им нос и рот. А после можно опустить на лицо завесу из густого муслина, но ночью этого лучше не делать: так мало что видно.

Когда мы подъехали к воротам, мечи были у нас в руках, а лица закрыты. Кебириец и амитрай взяли луки и придерживали пальцами уже наложенную стрелу. Лук свисал в одной руке, в то время как вторая оставалась свободной. Я знал, что достаточно будет одного быстрого движения, чтобы стрела ударила, куда они захотят.

Сноп махнул рукой, Крюк взобрался в седло, ухватился за остро обтесанный кол ворот — скорее даже, кривой загородки — и перескочил через нее, исчезнув в темноте. Я даже не услышал, как он приземляется по ту сторону. Перескочил ворота, словно кот.

Через какой-то миг цепь легонько зазвенела — и снова тишина.

Мы ждали, а село стояло во сне, будто ночь поглотила все живое.

Цепь застучала, выскользнула между бревнами, словно превратясь в змею, а потом ворота со скрипом отворились.

Совсем рядом с ними стоял небольшой домик, сложенный, как и все вокруг, из камня, но, похоже, построили его недавно, к тому же он имел узкое окно, а окна горцы почти никогда не делали в своих жилищах.

В окне мы увидели свет лампы, но едва въехали в ворота, кто-то задул пламя и тут же закрыл окно изнутри деревянными ставнями. Я услышал, как он старается тихонько опустить запоры.

Крюк подошел к домику и постучал в доски рукоятью палаша.

— Спать! — крикнул по-амитрайски.

Внутри что-то коротко зашелестело.

Мы ехали через село в глубокой бархатной тишине и темноте. Лишь копыта постукивали о камни. Сноп ехал впереди, Бенкей и Н’Деле — сбоку и чуть позади, с луками в руках, удобно уперев их в седла и внимательно осматривая крыши и темные провалы между каменными домами. Крюк и Брус ехали еще дальше по бокам, в конце — я, то и дело оглядываясь и крутясь вместе с конем. Я был напряжен, словно струна, мое сердце колотилось, а рукоять палаша следопыта стала скользкой от пота.

В темноте порой слышался легкий шелест, где-то стукнула деревянная дверь, что-то заскрипело. Во мраке разлаялась собака, но сразу испуганно заскулила и замолчала. Снова лишь топот копыт наших коней. Еще немного — и мы проедем сквозь село, которое делало вид, что нас нет.

До ворот оставалось несколько десятков шагов, когда я увидел свет. Пятно света, огонь факела, трепещущий у ворот. Я знал, что это. Отряд воинов, стоящих поперек тракта, а второй такой же наверняка стоит у въезда в село, отрезая нам дорогу. Десять всадников-загонщиков с каждой стороны, все с луками в руках. Ловушка, куда мы угодили, словно дураки. Влезли, потому что так хотел Сноп, сын Плотника, а я позволил.

В голове моей пронеслось, что мы должны разъехаться между домами, разве что факелы загорятся и там. Никто не знал, что мы едем этим путем. Никто, кроме Снопа, сына Плотника.