Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

– Потому что ваше и его положение слишком похожи. Он – добрый католик и подданный католического короля, не способного удержать в кулаке всю страну, поэтому вынужденный взять в свои руки одну область – южную. И вы – подданный католического короля, даже не выплачивающего жалованье своей армии, оттого самолично правящий в Антверпене. Моему сюзерену пришлось договариваться с гугенотами, и вам точно так же ничего не осталось, как следовать Гентскому умиротворению, заключённому с кальвинистами-северянами. Наконец, у герцога и короля Наварры есть армия, не уступающая армии короля, у вас – лучшая часть фландрской армии. Если столько общего, почему бы не обсудить наши проблемы? Вплоть до маршрута в Испанию. Не обязательно садиться на корабль в Генуе и плыть в Барселону. Герцог в состоянии обеспечить безопасный проход терций по югу Франции – с оружием и знамёнами.

– Что он захочет взамен? – выцветшие очи генерала по-прежнему метали молнии, но скорее из злости от общего положения дел, испепеление моей персоны он оставил на потом.

– Пока – ничего. Герцог отдаёт себе отчёт, что в случае новой войны с Испанией лучший генерал его величества Филиппа II будет сражаться против французов со всем присущим ему искусством. Но наш жест доброй воли несколько снизит вероятность такой войны, верно? После чего просматриваются ещё десятки других возможностей. Я же знаю о самой заветной мечте испанских героев – высадке в Англии. Фландрская эпопея отвлекла столько сил, фактически разложила армию… Англия – естественный враг и Франции, и Испании, на море англичане слишком быстро набирают силу. Только вторжение! Король Франции не понимает, что союз с Мадридом против Лондона навсегда прекратит нашу вражду и решит многие внутренние проблемы. Но короли не вечны. Тем более у Генриха III нет и не будет детей, сам он болен… Всё может измениться в ближайшие годы, если даже не месяцы.

Моё словоблудие не пропало зря. В усталых глазах, чем-то похожих на глаза породистой, но незаслуженно битой хозяином собаки, мелькнул интерес.

– Мне доложили, что вы – от полковника Паскуале. И к чему сей маскарад?

– Вероятно, меня превратно поняли. Я действительно поехал в Антверпен после встречи с доном Паскуале, но не от его имени. Не скрою, он удостоил меня не самым сердечным приёмом, отчего случилась честная дуэль. Благородный дон ударил первым, я защищался. И при столкновении с его людьми пострадала моя одежда; январские леса – не лучшее место и время разгуливать без тёплого плаща с непокрытой головой. Но если вы считаете, что я позорю честь испанского военного…

– Бросьте. О чести сейчас мало кто думает, больше о выживании. В вашу самооборону не слишком верю, как не верят и мне, что в ноябре горожане Антверпена напали на нас вместе с еретиками Севера, и наш отпор – только ответ… А-а, что я распинаюсь среди улицы! Едем и промочим горло в таверне неподалёку, «Вландерен» называется. Хозяин – жирный пройдоха, но хотя бы не сыплет отраву в пойло. Поехали!

Владелец заведения, разумеется, удивился крайне, вновь увидев нас, да ещё в обществе генерала, но вслух не комментировал и живо бросился накрывать на стол. Мне же предстоял второй завтрак за утро с пространными рассуждениями о пользе союза с герцогом Анжуйским, в действительности – пустопорожними.

Командующий гарнизоном тоже постепенно разговорился. Я слушал его, слушал… и поплыл. Конечно, атташе по культуре обучены пить не пьянея, контролировать себя, запоминать услышанное. Только всему есть предел, даже моей стойкости.

С определённого момента пропала необходимость вставлять реплики. Д'Авилу прорвало. Вряд ли он мог так исповедоваться священнику, рассматривающему деяния прихожанина исключительно по шкале грешно – правильно. Я, как человек военный, способен поставить оценку «халяль» всему, оправданному военной необходимостью. Так решил для себя генерал, потому налил и выпил ещё, продолжив откровения.

Сквозь туман сознания до меня доносились фразы об ужасах ноябрьской бойни, что главными насильниками, убийцами и грабителями были германцы-наёмники, а не испанцы, что солдат трудно винить – им не платили жалованье больше двух с половиной лет, что монарх – сволочь и сын непотребного животного, раз вообразил, будто только подданные имеют обязательства по отношению к короне, а его величество имеет право лишь требовать, карать и ни за что не отвечать…

Генерал-светоч, похоже, ненавидел всех на свете. Снискавший воинскую славу в сражениях с османами, он по-прежнему бредил высадкой в Британии, реваншем на суше за разгромом Непобедимой Армады на море, а вместо этого был вынужден командовать карательными силами в колонии. Поэтому после каждого залпа излияний наружу и вливаний внутрь д'Авила бухал кулаком на столу и скрипел:

– Поубивал бы их всех…

Его узкая испанская бородка, мокрая от вина, гневно тряслась.

Он был не одинок в своих желаниях.

А я отрубился.

Возвращение в своё тело и в сознание получилось настолько тяжким, что впору было предположить – я вновь в гостинице около авиабазы НАТО, и в ушах стоит рёв реактивных турбин… Нет, просто шумело и бурлило выпитое, излишки категорически просились наружу.

Квасить мы начали утром, сейчас глубокая ночь, сколько же времени? Впрочем, до утра любые попытки активности привели только к болезненному падению и засыпанию на полу.

Наверно, и в седле, с трудом сохраняя вертикальное положение, я мало напоминал предводителя отряда. Приближённые в лице Ногтева старались не досаждать, пока моя светлость сама не соизволила проявить интерес к окружающему миру.

Доверившись Матильде, ровно бредущей за кобылой дона Альфредо, сам бы вряд ли смог верно выбрать путь и загнал бы лошадь в канал, я подозвал напарника.

– Паша! Тою мать, как голова болит… Что я там наговорил генералу?

– Практически ничего, сеньор. Разве что свергнуть Филиппа II и посадить д'Авилу на престол.

Я чуть из седла не вывалился.

– Он поверил?

– Был вполне серьёзен. Когда вы, простите, упали под стол, нагнулся, потрепал по плечу и поехал проверять службу солдат.

Гвозди бы делать из этих людей… Особенно гвозди для винных бочек!

– Чего только ни наобещаешь, чтобы выехать из Антверпена без боя, – продолжил Павел.

Похмелье пробудило во мне паранойю. Чуть ироничная манера речи витязя, подтрунивавшего над моим алкогольным пике, вызвала желание его взгреть… Когда сил наберусь. Он, словно почувствовав грядущую бурю, поспешил исправиться.

– Вы совершенно правы, сеньор. Их было слишком много. И, должен сказать, испанцы вас зауважали. Сказали, так долго наравне с генералом никто ещё не продержался.