Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

Брюссельский герцогский дворец встретил меня гулкими холодными коридорами, большинство помещений не отапливалось, как и в мой первый визит в 1577 году. Не слишком тёплым оказалось и отношение аборигенов. По пути к покоям инфанты меня останавливали четырежды, свита осталась на первом этаже, у самого кабинета принцессы я сдал пистолеты и кинжал. Шпагу взять не позволил, заявив, что отдам её только вместе с жизнью, предварительно забрав жизни не в меру ретивых охранников.

Обращало на себя внимание полное отсутствие испанских военных в характерных панцирях и широкополых шлемах. Личная гвардия правительницы была укомплектована сплошь из уроженцев Фландрии в кольчугах поверх колетов, сверху прикрытых меховыми накидками. Стражу они несли с мечами наголо! Будто весь замок был наполнен вражескими лазутчиками или герцог Анжуйский снова изготовился штурмовать город.

В кабинете принцессы стало намного приятнее не только из-за присутствия её высочества. Ярко пылал камин. Исабель молча смотрела в огонь и не сразу обернулась на звук моего появления.

Огонь – это очень важно, если нет центрального отопления, калориферов и прочих согревающих хитростей. В холодное время тепло и уютно лишь там, где он горит и греет.

Я невольно залюбовался инфантой, хоть не без удивления. Белое платье и белая накидка через пару месяцев после смерти мужа? Ну да, обычай носить чёрное в знак траура был привнесён во Францию из Флоренции Екатериной Медичи. Этот «прогресс» мог ещё не коснуться Испании.

Лицо юной вдовы, подсвеченное живой игрой огня, отливало бледностью под стать цвету платья. Краски ушли из него совершенно. Только взгляд, синий и тяжёлый, был прежним. Хотя… Про тяжесть – это скорее по привычке. Меня он ничуть не давил.

– Выражаю соболезнование вашей утрате. Вижу, многое изменилось. Позвольте обсудить с вами некоторые дела.

– Маркиз, ну хоть вы не лукавьте. Скажите, что просто нашли повод напроситься на аудиенцию.

От волнения я чуть не поперхнулся слюной.

– Не буду скрывать, мне крайне приятно ваше общество. Вы более не замужем. Но помолодеть мне так и не удалось.

– Плохо старались… Все, кто вокруг меня, больше делают вид, что стараются, – она стянула перчатку и протянула к огню кажущиеся прозрачными пальцы. – Но вам удаётся лучше.

– Делать вид, что молодею?

– Нет, что-то настоящее. Где вы провели эти месяцы?

– Совершенно глупо их потратил, болтаясь в море. Неожиданно для себя подписал соглашение об учреждении Английской Вест-Индской компании.

– Вот как? С участием самой королевы?

– Хуже. С английскими пиратами. С самим Дрейком!

Она отдёрнула пальцы от камина, будто обожглась.

– Он – сущее чудовище!

– Подпишусь под каждым вашим словом, принцесса. Именно поэтому, попав на борт его галеона, я не особенно мог выбирать. В этом соглашении есть плюс – мой, так сказать, компаньон обещал не трогать суда, принадлежащие судовладельческим товариществам с моим участием. Так что снова вынужден ставить вопрос об Испанской Вест-Индской компании, в противовес Английской и Голландской. Во Франции после пленения герцога Анжуйского мои позиции пошатнулись.

– Его высочество освобождён и, надеюсь, давно достиг Парижа. Ваше заточение в соседней с ним камере… Надеюсь, вы на меня не в обиде?

– Что вы! Разве что ожидал – пришлёте мне жареного цыплёнка.

Она первый раз улыбнулась с моего прихода.

– Ваше заточение сняло с вас подозрения в сговоре со мной. Если не полностью, то в существенной степени. Я должна была отблагодарить за откровенность, когда вы честно рассказали о планах моего дядюшки, королевского братца.

– Спасибо, ваше высочество. Я надеюсь и далее быть вам полезным, а в качестве награды получать нечто более приятное, чем тюрьму.

– Смотря какая польза… – она запахнула накидку и направилась к креслу, удаляясь от благодатного огня. Я преодолел порыв занять её место у камина и солидарно двинул вслед, соблюдая пристойную дистанцию. – Вокруг меня всё рушится. Любая помощь принимается. Может, только не от капитана Дрейка.

– Я слышал, с северянами происходят стычки, со дня на день грозящиеся перерасти в войну, а у вас, ваше высочество, нет настоящей армии. Тысяч десять ополчения, едва ли треть умеет профессионально сражаться, это максимум, на который сможете рассчитывать.

– Кто вам сказал? – она даже приподнялась в кресле, потом опустилась обратно. – Что же я говорю… Человек, узнавший о землях за океаном, запросто выведает рекомендации моих советников.

– И даст свою рекомендацию: договориться с Амстердамом и Роттердамом. Возможно, в чём-то даже поступиться, но избежать войны и окрепнуть.

– Они не захотят разговаривать с дочерью испанского короля. А после глупой смерти Альбрехта и распада нашей целомудренной парочки… – она прикрыла лицо рукой. Тема замужней девственницы, похоже, приелась ей до икоты. – Меня уже совсем не так воспринимают и в Южных Нидерландах. Боюсь покушений, вы обратили внимание, когда шли ко мне.

– Не просто шёл – прорывался. Вернусь и проверю, не валяются ли трупы на лестнице.

– Будьте великодушны… И скажите, сумеете ли организовать мне переговоры, посредничать? Или, пусть отец меня за это осудит, представлять Брюссель от моего имени?

– Соглашаюсь с тяжёлым сердцем. Как только скажу «да», мне немедленно придётся покинуть вас.

– О господи, де Бюсси, ну почему вы родились не в королевской семье и слишком рано? Вы намекаете о неравнодушии ко мне, причём совсем не из придворной лести, а я вынуждена хранить гордую позу: для испанской инфанты мезальянс невозможен. Даже любовники у принцесс не ниже герцога. И не могу делать вид, что не замечаю ваших прозрачных намёков на чувства.

Я стоял, сражённый её прямотой. Потом проглотил комок величиной с мушкетную пулю и промолвил:

– Если бы я выбирал между происхождением из королевской семьи и счастьем быть знакомым с вами, я бы выбрал второе, и благодарю Бога, что он сделал тот же выбор за меня. А в любовники не набиваюсь. Любовник получает только тело женщины, украдкой. На короткое время, быть может – какой-то кусочек её души. Да, я не принц, всего-навсего маркиз, но мужчина, и как мужчине мне слишком мало этой части. Всё или ничего. Вы возводите непреодолимые барьеры, значит – ничего. Но всё от меня зависящее будет сделано. Мчусь в Роттердам. Умоляю только не совершать до моего возвращения необдуманные поступки.

– Считаете меня маленькой девочкой, способной на безрассудство? – она поднялась из-за стола и подошла вплотную, столь же дерзкая, как и в прошлый раз. – Мне почти шестнадцать, и я взрослая, маркиз. Но за меня ещё думает отец. Он знает о смерти Альбрехта. И если последует приказ, например – вернуться в Мадрид, я не смогу ослушаться. Поторопитесь же!