Артем Каменистый - Корм [СИ]

Один лидер – крупнее всех прочих, додумался забросить внутрь тощую макаку и тут же попытался забраться следом, надеясь, что визжащая мелочь отвлечёт Грешника. Но тот успел её приголубить по хребту так, что у обезьянки ноги отнялись, а потом прикончил вожака тремя сильнейшими ударами.

Ещё один ухитрился застрять, когда полез одновременно с двумя другими крупными приматами. Тех Грешник поколотил торопливо, а вот этому врезал неспешно, хорошенько примерившись. Первый раз получилось убить столь крупную тварь в один удар.

Руки гудели от напряжения, а поток обезьян не иссякал. Одни оттаскивали в стороны мёртвых собратьев, другие лезли и лезли упорно и бестолково, чтобы тут же схлопотать по башке и пополнить своими тушками кучу мертвечины.

Несколько раз убитые, вроде бы, макаки, приходили в себя, дотягивались, пытались царапаться и кусаться. Но силёнок у пострадавших не хватало, серьёзные ранения наносить не получалось. Да и бронежилет со шлемом частенько выручали. Грешник таких «реанимированных» поспешно добивал и вновь обрушивался на всё новых и новых прорывающихся тварей.

Ловкие вожаки иногда успешно тыкали в него острыми палками. Что-то вроде примитивных копий, неровно заточенных при помощи единственного доступного для них инструмента – собственных зубов. Лишь однажды досталось по ладони, распоров её от основания среднего пальца до запястья, во всех прочих случаях деревяшки бессильно упирались в бронежилет, или безвредно скользили по шлему.

Лидерам надоело погибать столь бездарно, начали раскачивать ворота, пытаясь расширить проход. Но этим лишь облегчили задачу Грешника, потому как цепь натягивалась, створки пружинили, и щель между ними наоборот периодически сокращалась, зажимая продолжавших ломиться макак и превращая их в неподвижные цели.

Грешник всё бил и бил. Омерзительно хрустели сокрушаемые черепа; трещала бита, теряя щепку за щепкой от нескончаемых нагрузок; гремело раскачиваемое железо ворот; звенела цепь. Под ногами хлюпала чужая и своя кровь, разлившаяся огромной лужей и забрызгавшая все поверхности, включая лицо. Её острый запах заглушил собою всё, даже смрад мертвечины почти перестал ощущаться.

Слева зазвенело стекло. Обернувшись, Грешник заскрежетал зубами. Увы, до обезьян, наконец, начало доходить, что ломиться в ворота – бесперспективная затея. Одна из самых крупных макак догадалась обойти дом сбоку, и теперь громила окно. Да ещё и визжала при этом требовательно, созывая сородичей.

Помешать ей он не мог. Ворота плотно завалены дохлятиной, их уже не закрыть. Если бросить пост перед ними, обезьяны прорвутся.

Значит, придётся стоять здесь до последнего. Поднапрячься, попытаться за оставшееся время перекрыть проход мертвечиной так, чтобы неповадно стало сюда лезть. И обратить своё оружие против тех, которые проберутся через окна.

Их ведь не тысячи, когда-то они должны закончиться.

Зазвенело второе окно, третье, затрещала рвущаяся москитная сетка. И, если уши не обманывают, загремело железо на крыше.

Со всех сторон ломятся. Их всё ещё много – слишком много. Десятки, а может и сотни. На слух трудно сосчитать, но иногда кажется, что макаки всё заполонили, что они вездесущи. Что лишь одно место в мире от них свободно – этот дом.

Да и тот сейчас падёт под натиском визжащего воинства.

И вдруг затихли все звуки. Ни визга пронзительного, ни коротких истошных криков, ни бьющегося стекла и лязга металла. На миг воцарилась могильная тишина.

А затем зашлёпали, зашуршали десятки и сотни лап. Макаки разбегались, не издавая при этом ни звука. Они мчались прочь от дома с такой прытью, будто им сейчас сообщили, что в нём хранится атомная бомба, которая вот-вот рванёт.

Грешник даже обрадоваться не успел, как за стеной послышался рык, от которого душа попыталась сбежать в пятки, чтобы оттуда соорудить подкоп на другую сторону этой чёртовой планеты.

Этот голос ему знаком.

Голос большой кошки.

Очень большой.

Настолько большой, что эта киска сейчас убьёт его с такой же лёгкостью, как он расправляется с мелкими букашками.

Грешник уставился на ворота, соразмерил их крепость с услышанным звуком и отчётливо осознал, что такая преграда не задержит рычащую тварь даже на минуту. Несложные трюки с цепью здесь не помогут.

Это что-то очень серьёзное. Настолько серьёзное, что обезьяны безропотно и безмолвно разбежались, едва почуяв приближение неведомой твари. А ведь до этого они потеряли не меньше сотни собратьев, завалив здесь всё их тушками и контейнерами.

То, что сюда пожаловало, пугало их на порядки больше, чем Грешник.

И бейсбольной битой от такой неприятности отмахаться вряд ли получится.

Грешник замер на несколько секунд, прислушиваясь и лихорадочно оценивая перспективы выкарабкаться из этой переделки живым. А затем подхватил канистру и метнулся назад, к стремянке.

Настало время забираться на чердак.

Пока Грешник вытаскивал скверно пахнущего самоубийцу из петли, неведомая тварь начала тошнотворно хрустеть обезьяньими тушками. Даже закралась надежда, что сейчас утолит голод и отправится куда-нибудь подальше. Например, на водопой, дабы запить съеденное.

Но нет, везение решило не вмешиваться. Загудели створки ворот, будто их проверял на прочность кто-то очень сильный.

А затем последовал удар, от которого содрогнулся ведь дом. И тут же загремели переворачиваемые стеллажи. Внизу носился кто-то огромный, торопливо обыскивающий все закутки.

Разгром длился около минуты, а затем всё стихло.

Стихло зловеще.

И почти тут же створка люка с грохотом распахнулась, и в сумраке чердака показалась кошмарная чёрная голова, испещрённая тёмно-красными полосками. Будто громадная пантера, зловеще раскрашенная киноварью. Не бывает таких созданий, ничего подобного в мире не существует.

Но это утверждение верно для нормального мира, а не для этого.

Громадная кошка извернулась и уставилась на скорчившегося в глубине чердака Грешника. Оскалилась, показав громадные клыки, выпростала передние лапы чуть дальше, цепляясь когтями за прогибающийся пол и неспешно подтягивая свисающее тело.

Всё выше и выше забиралась, не обращая внимания на петлю, в которую сама залезла.

Бесхитростно установленный над головой пластиковый тазик тоже её не насторожил. Карабкаясь всё дальше и дальше через тесноту люка, толкнула посудину невзначай макушкой, нарушив неустойчивое равновесие.

Тазик опрокинулся, аккумуляторная кислота вылилась.

На морду твари.

Та завизжала, как ошпаренная (что, в принципе, почти так и есть). Забилась, задергалась, повисла на одной лапе, пытаясь второй счистить с глаз едкую жидкость.