Сергей Спящий - Сияние севера. Книги 1 и 2 [калибрятина]

Ещё одно столетие приближалось к концу.

В сотнях мелких, сиюминутных забот и тысячах незначительных вопросов умирал век. Наш, не оправдавший надежд, двадцать первый век.

Остался практически невостребованным груз мечтаний и чаяний, перешедший наследством из чудесного и ужасного, стремительного двадцатого века. Мы не построили города на Марсе. Вопреки всем разговорам, ни один человек не ступил на красную планету, предпочитая изучать её удалённо, с помощью автоматических систем, да и то не слишком активно. И дело не в том, что не сумели или не было технологий. Скорее не захотели.

Лунные города под пузырями защитных куполов умерли, не родившись, на пожелтевших страницах старинных научно-фантастических романов. Даже проект многоцелевой станции на луне, который одно время активно мусолили в средствах массовой информации, не дожил до стадии воплощения, завянув на этапе планов и чертежей. Словно цветок у легкомысленной и ветряной хозяйки занятой мыслями о новых украшениях и платьях, вечно забывавшей полить нежное растение. Зато на орбите повисли гроздья военных спутников и боевых платформ, целивших в землю сотнями ракет, лазеров и электромагнитных орудий. В нашу, с вами, порядком загаженную, но всё равно любимую землю. Единственную землю.

Человечество не объединилось, о нет. Лишь в старых романах уже далёкого двадцатого века упоминалось единое государство планетарного масштаба способное собрать силы и возможности человечества в цельном, мощном порыве, чтобы в жизни воплощать чудеса, о которых только мечтали и удивительной смелости проекты и грандиозные свершения - в реальности ничего этого не было. Страны и государства волком смотрели друг на друга, исподволь готовясь к большой войне за чистую воду за истощающиеся запасы полезных ископаемых, за пищу достаточную для пропитания многомиллиардного, но чудовищно разобщённого, человечества. И, разумеется, за возможность иметь десятки различных моделей и брендов, в сущности, одного и того же телефона. За практически нетронутые богатства Арктики и природные сокровища, скрытые под льдами Антарктиды.

Самыми популярными жанрами фантастических романов, далеко потеснив научную или, не дай боже, социальную, фантастику стали постапокалипсис - как стремление авторов и читателей осмыслить происходящее в мире и, разумеется, фэнтези - как попытка мысленного бегства из скучной реальности в выдуманную. Более интересную и более простую.

Кто знает, чем бы это всё кончилось, если бы великая сфера не пришла на землю?

Уходящий двадцать первый век обманул всех нас. В нём не было ни межпланетных экспрессов, ни космических лифтов, ни чудесных научных открытий, потрясающих основы мироздания и открывающих целые научные направления. Учёные продолжали развивать и перерабатывать удивительно огромный задел, сделанный их предшественниками из чудесного и ужасного двадцатого века. Технологии совершенствовались и вот уже сотовый телефон можно было сделать таким тонким, что он сворачивался в трубочку и даже продолжал работать после того как его развернуть, но ничего кардинально нового не появилось. Едкие критики и насмешливые циники, на которых оказался неимоверно богат этот наш двадцать первый век, зло шутили по поводу «провисания» научного прогресса, называли его горизонтальным и ехидно требовали у учёных изобрести летающий автомобиль.

Способный летать и одновременно пригодный к массовому выпуску автомобиль создать не получилось, но вот шагающие танки учёные сумели воплотить в композите и пластике. Взрослые дяди с внушительными животами в больших чинах и блестящих погонах сразу вцепились в новую игрушку восхищаясь её сверхвысокой проходимостью. Компактный и безопасный ядерный реактор повысил автономность военной тяжёлой техники, в габариты которой его получалось втиснуть. Кроме того, он позволил использовать в качестве главного калибра электромагнитное оружие способное стрелять не только специальными снарядами, а чуть ли не любой металлической чушкой, лишь бы подходила под диаметр орудия.

Военная доктрина менялась, зато люди оставались всё теми же. Жёсткий запрет на эксперименты с человеческим геномом принятый в большинстве развитых стран не позволял учёным сделать человека лучше. Или хуже. Учёные тоже ошибаются и более того - учёные те же люди, со всеми человеческими недостатками, конструктивными ошибками и тяжёлым грузом эволюционных просчётов и помарок, которые запрещено пытаться исправить. Может быть зря? Кто знает, как бы всё пошло, если бы запрет на широкое вмешательство в геном человека наконец отменили, как бурно обсуждали в последней четверти умирающего века?

Вот только всё стало неважно, когда землю включила в себя великая сфера. Люди опоздали, безмерно опоздали и больше не было времени чтобы копаться в себе, пытаясь исправить недостатки и стать лучше, сильнее, умнее или добрее. Или, тем более, обсуждать этичность возможности самостоятельно изменять себя с точки зрения нравственности и принятых в обществе моральных норм. Больше для этого не было времени. Времени совсем не оставалось.

В отличии от военной мысли и даже на фоне изрядно ограниченного «горизонтального» научного прогресса, социальные науки и вовсе пребывали практически в стагнации на протяжении целого века. За столетие не появилось ни одной новой, более продуктивной, формы государственного или социального устройства. Видимо вполне хватало старых - возмутительно неэффективных, но зато привычных и простых.

Коммунизм не был построен, так и оставшись потускневшей мечтой комсомольцев из первой и юных пионеров из второй половины позапрошлого, двадцатого века. Видимо современному человеку он оказался совсем не нужен в отличии от пусть ездящего, а не летающего, зато новенького и дорогого, автомобиля, тысяч и тысяч развлекательных фильмов, передач и юмористических шоу, навечно сохранённых в бесконечных архивах глобальной сети.

Но это всё осталось в прошлом и уже не важно.

Не столь важно.

Этот век почти прошёл.

Он исходил как тяжёлый сон больного человека. Как похмельная муть, от которой кружится голова и сушит горло. Новый, свежий век обещал вот-вот наступить. Манил обещаниями и сулил надеждами. Он дразнил закоренелых пессимистов какой-то детской, наивной надеждой в здравомыслие не только отдельного человека, но человечества в целом. Не имея ничего за душой, новый век мнил опровергнуть негативные прогнозы маститых аналитиков и самонадеянно обещал принести что-то хорошее, возможно, светлое. И даже, может быть, доброе.