Никита Марков - Парадиз

— Ты ведь знал, зачем мы здесь, — продолжила Бильге.

— Мы собираемся лететь на Землю? — спросил я.

В ответ она усмехнулась.

— Ну, в общем-то, да… мы летим на Землю.

Я вздохнул с облегчением. Я сам виноват, что теперь нахожусь в таком душащем, неловком, омерзительном положении. Очень глупо было с моей стороны так спешить, но я не смог удержаться — не знаю, почему. Видимо, её неожиданное объятие меня растрогало. После услышанного на корабле пришельцев, отец Бильге обсудил со мной дальнейшие планы. И я согласился. Бильге обо всём этом, наверное, не знала; тем не менее, у меня были подозрения, что она догадывалась.

— Какова она, Земля? — поинтересовался я.

— Пизда убогая, — ответила Бильге. — Океаны почти все пересохли, повсюду пустыни и города настолько высокие, что самолёты почти везде запретили — все пользуются только подземными, высокоскоростными железными дорогами.

— А у нас самолёты тоже не востребованы.

— Почему?

— Их курицы собирают.

Бильге промолчала некоторое время с недоумением на лице, а затем наигранно рассмеялась. Ей явно не было смешно, и, в общем-то, я не шутил, и, честно говоря, ничего смешного в этом не находил, но всё-таки решил поддержать её и тоже издал лёгкий смешок.

— Нет, — сказал я затем, — серьёзно. На самом деле, первые самолёты действительно проектировали курицы и получились они очень ненадёжными — и тут я совсем не шучу. Много людей погибло при первых перелётах, из-за чего у нас самолёты имеют дурную репутацию. Кое-где в стране стоят аэропорты, но они, в основном, частные — ими владеют и пользуются те, кто не опасается такого способа транспортировки. Сейчас до сих пор ведутся дебаты, безопасно ли летать на современных самолётах.

— Отстой, — подметила Бильге.

— Да. Думаю, проблема в том, что люди пытались научить нас этим технологиям, вместо того, чтобы позволить нам изобрести их самостоятельно. Неестественно это, я думаю. Всё равно, что пытаться научить новорожденных высшей математике.

— Ну, ты это утрировал.

— Конечно утрировал, — согласился я с недоумением. Почему она всё воспринимает всерьёз?

— Так, стоп! — спохватилась Бильге. — Говоришь, курицы собирают самолёты?

— Да, — кивнул я.

— То есть, мы ужинали мясом авиационных инженеров?

— Чего? — усмехнулся я. — Нет, курицы-гуманоиды и просто курицы, которых выращивают на птицефабриках, — это два разных рода.

— Не понимаю, как у вас это всё работает. Разве питаться курятиной для них — это не каннибализм?

— Ну, в общем-то, да, это каннибализм. Правда курицы-гуманоиды, в большинстве своём, не едят курятину и куриные яйца, но едят крупы, овощи и мясо не-птичьих видов. Парнокопытные-гуманоиды не едят говядину и, на всякий случай, свинину, но едят курятину. Я, как представитель семейства кошачьих, ем всё мясо, кроме кошачьего; на всякий случай, не ем еду из уличных ларьков. Но всё это как религия. Нарушать эти правила — грех, но, по правде говоря, не всех это волнует. Бывшая подруга Хамиила была собакой и пробовала собачье мясо. И ничего — есть можно, говорит.

Бильге нахмурилась от отвращения.

— Фу-у-у… — протянула она, но затем рассмеялась: — Понятно.

Минутку мы помолчали.

— Что-то далеко мы ушли от по-настоящему интересной темы, — сказала, наконец, Бильге.

Я улыбнулся.

— Да, это я такой зануда. Что я могу с этим поделать?

— Не быть таким занудой, может быть? — усмехнулась она.

— А какая тема, по-твоему, по-настоящему интересная? — поинтересовался я.

— Ты мне скажи.

Конечно, я понимал, куда она склоняет тему. И да, я был в курсе того, что Бильге любила говорить об этом просто так — мы перекинулись с Келвином об этом парой слов между делами. Проблема в том, что говорить-то она любила, но не имела в этом совершенно никакого опыта. И, честно говоря, в виду наших с ней физиологических различий, мне что-то не очень-то хотелось быть её первым мужчиной в жизни. И это ради её же блага — пусть уж лучше сначала найдёт себе кого-нибудь из своего вида.

— Бильге, этого не будет, — объявил я торжественно.

— А что, хочешь сказать, ты слишком хорош для меня?

— Дело не в том, что кто-то слишком хорош, а в том, что этого не будет и всё. Пока что у нас есть дела и поважнее.

— Фу! Какой ты скучный… — Она изобразила наигранное недовольство. — Скучный такой котёночек. Ладно, не бойся — сядь рядом со мной, пожалуйста; я ничего такого делать не буду, клянусь. — Она приподнялась на диване.

От любопытства я почему-то встал с кресла и присел к ней на диван.

— И что? — спросил я.

— Можно я тебя потискаю, просто как котика?

— Ты уже израсходовала свой лимит тисканий за этот месяц.

Она надула губки.

— Ну, один раз — это мало. Хочу ещё.

Я покорно склонил голову перед ней.

— Ладно, давай.

Она резко начала щекотать мой живот, а затем мою шею. Я рассмеялся от щекотки; это было невыносимо. Слава богу, она щекоталась осторожно, стараясь не касаться моего раненого плеча.

— А-а-а! — закричал я. — Нет, стой — я пошутил! Не надо! Прекрати! — Непроизвольно я встал с дивана и побежал в другую часть комнаты, а Бильге побежала за мной.

— Котёнок! Вернись, пожалуйста! — Из-за этих слов, на мгновение, я словил вьетнамский флэшбек того, как Чандра гналась за мной в корабле пришельцев.

Я добежал до своей каюты и прыгнул на кровать. Бильге прибежала и продолжила меня щекотать, пока я лежал.

— Ага! — воскликнула она. — Привёл меня к себе, чтобы соблазнить, да?! — Бильге схватилась за мою морду и начала тискать мои щёки: — Извращенец ты, извращенец такой! Кот-зоофил!

Неожиданно она успокоилась.

— Фу… не знаю, что на меня нашло, — сказала она. — Мне кажется я тупею из-за тебя. Ты слишком миленький. Зачем ты существуешь?

Я улыбнулся и, пожимая плечами, ответил с наигранным недоумением:

— Не знаю, родился чё-то.

Она легла ко мне на кровать и начала гладить меня по голове, цепляя мои уши. На мгновение я задержал дыхание, но затем медленно продолжил дышать.

— Точно не собираешься делать ничего такого? — спросил я.

— Ну, если будешь продолжать об этом говорить…

— Ладно, всё — больше не буду… просто… — Я вздохнул, глядя на металлический потолок. — Как ты думаешь, а мы вообще биологически совместимы?

— Если твоих предков создали по подобию человека, используя человеческую ДНК, то наверняка это значит, что мы совместимы.

— И какими, ты считаешь, будут наши дети? — спросил я и тут же спохватился: — В смысле, не то, что бы они у нас обязательно будут, то есть…

— Не знаю, — задумчиво отрезала она. — Может какие-то недо-фурри получатся? Типа, люди с ушками и хвостами, как у котов.

— Или коты с человеческими ушами и без хвостов.

— Фу-у-у! Это же не миленько! Хотя, подожди, дай-ка я получше представлю. — Она призадумалась на секунду. — Нет, всё же «фу». Зачем ты это придумал, больной ублюдок?