Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

Это случилось три недели назад. И я все еще не хочу вспоминать об этом. Я вслушиваюсь в тишину, надеясь услышать приближение турбошаттла, гуденье, его пропеллеров. Я лежу без сна до пяти или шести утра. Иногда, как сейчас, я заставляю себя вспоминать. Я слишком стар для иллюзий. Мне пятьдесят пять. Мои руки высохли. Мои волосы белы. Белы, словно снег за окном, можно так сказать. Вот я и вспоминаю, а комната тиха. Снег бесшумно ударяется о стекло. Я щелкаю пальцами, чтобы нарушить тишину, но кажется, что в мире нет больше звуков. Снова щелкаю. Ни звука. И я думаю, что пора начинать кричать, чтобы пришел Белиас и тот второй, безымянный…

Та июльская ночь выдалась жаркой. Воздух, касающийся ладоней Олли, сообщал ему о дискомфорте городских жителей: миллионы людей мечтали о приходе зимы.

Даже в самую суровую погоду, даже январской ночью на ледяном ветру руки Олли оставались мягкими, теплыми, влажными… и чувствительными. Когда Олли за что-то брался, его удивительные пальцы словно сливались с поверхностью предмета. Когда отпускал — будто вздыхали, сожалея о расставании.

Каждую ночь, независимо от сезона, Олли приходил в темный проулок за рестораном «У Стазника», где рылся в трех мусорных баках в поисках случайно выброшенных столовых приборов. Поскольку Стазник придавал большое значение уровню обслуживания, а цены в ресторане кусались, столовые приборы стоили дорого и усилия Олли не пропадали даром. Каждые две недели ему удавалось набрать полный комплект, который он и относил в один из близлежащих комиссионных магазинов. Вырученных денег хватало на вино.

Выуженные из мусорных баков столовые приборы были главным, но не единственным источником его существования. По-своему Олли был талантливым человеком.

В ту жаркую июльскую ночь его талант прошел серьезную проверку. Придя в проулок, чтобы нащупать в баках ножи, вилки или ложки, он нашел потерявшую сознание девушку.

Она лежала за последним баком на боку, головой к кирпичной стене, закрыв глаза, сложив руки на маленькой груди, словно спящий ребенок. Но дешевенькое, обтягивающее, короткое платье показывало, что она уже не дитя. Бледная плоть чуть высвечивалась в темноте. Большего Олли разглядеть не удалось.

— Мисс? — позвал он, наклонившись.

Она не отреагировала. Не шевельнулась.

Олли опустился рядом с девушкой на колени, тряхнул, но разбудить не смог. Когда перекатил на спину, чтобы разглядеть лицо, что-то задребезжало. Чиркнув спичкой, он увидел стандартный набор наркомана: шприц, закопченную ложку, металлическую кружку, огарок свечи, несколько пакетиков белого порошка, завернутые сначала в пластик, а потом в фольгу.

Олли мог бы оставить девушку и продолжить поиски ложек (не понимал наркоманов, будучи стойким поклонником Бахуса), но пламя спички осветило ее лицо, и содержимое мусорных баков отошло на второй план. Он увидел высокий лоб, широко посаженные глаза, чуть вздернутый, усыпанный веснушками нос, пухлые губы, обещавшие эротические наслаждения и говорившие о детской наивности. Когда спичка погасла и сгустилась темнота, Олли уже знал, что не сможет оставить девушку здесь, потому что никогда в жизни не видел такой красавицы.

— Мисс? — он вновь потряс ее за плечо.

Она не отреагировала.

Олли посмотрел в одну сторону, в другую, не обнаружил кого-либо, кто мог неправильно истолковать его намерения. Убедившись, что они одни, наклонился ниже, положил руку на грудь, почувствовал, что сердце, пусть слабо, но бьется, поднес влажную ладонь к носу, уловил легкое дыхание. Девушка жила.

Он поднялся, вытер ладони о мятые, грязные брюки, с сожалением глянул на мусорные баки, в которых наверняка ждала богатая добыча, поднял девушку. Весила она совсем ничего, и Олли понес ее на руках, как жених несет невесту, переступая порог дома, хотя даже не думал о плотской стороне этого ритуала. Сердце гулко билось от непривычной нагрузки, но он донес свою неожиданную ношу до конца проулка, торопливо пересек пустынную улицу и нырнул в другую.

Десятью минутами позже, открыв дверь, внес девушку в свою квартирку в подвале. Положил на кровать, закрыл дверь, включил подобранную на помойке лампу с газетой вместо абажура, стоящую на столике. Девушка еле заметно, но дышала.

Олли смотрел на нее, гадая, что делать дальше. Ранее он действовал целенаправленно, теперь растерялся.

Раздраженный неспособностью ясно мыслить, вновь вышел на улицу, запер за собой дверь, вернулся в проулок за рестораном. Нашел сумочку, бросил в нее шприц, закопченную ложку, все остальное. Снедаемый тревогой, причину которой понять не мог, зашагал к себе.

О столовых приборах Стазника в мусорных баках Олли забыл начисто.

Присев рядом с кроватью на стул, Олли порылся в сумочке. Достал шприц и свечку, сломал, бросил в мусорное ведро. В ванной разорвал пакетики с героином, высыпал порошок в унитаз, спустил воду. В металлическую чашку девушка ставила свечку, на которой готовила очередную дозу. Он положил чашку на пол и расплющил несколькими ударами каблука. Вымыл руки, вытер рваным полотенцем с логотипом какого-то отеля, почувствовал себя лучше.

Дыхание девушки стало более частым, прерывистым. Лицо посерело, на лбу выступили капельки пота. Стоя над ней, Олли понял, что она умирает, и испугался.

Сложил руки на груди, запрятав кисти с длинными пальцами под мышки. Мясистые подушечки просто истекали влагой. В принципе, он понимал, что его руки способны не только на поиск столовых приборов в грудах мусора, но не хотел признавать за ними таких способностей: опасно.

Он вытащил галлоновую бутыль вина из гардероба, глотнул прямо из горла. Вкусом вино не отличалось от воды.

Олли знал, что вино не поможет снять напряжение. Не поможет, пока на его кровати лежит эта девушка. Пока так трясутся руки.

Отставил бутыль.

Олли терпеть не мог использовать руки на что-либо, кроме как на поиск неких предметов, которые, после конвертации в деньги, позволяли приобрести вино, но сейчас выбора не было. Включились основные инстинкты. На кровати лежала красавица. Классические черты лица завораживали. Бледная кожа и капельки пота на лбу не умаляли ее красоты. Не в силах оторвать от девушки глаз, он последовал за руками к кровати, словно слепой, ощупывающий препятствия в незнакомой комнате.

Для того чтобы его руки могли эффективно действовать, следовало девушку раздеть. Белья девушка не носила. Груди маленькие, твердые, высокие, талия слишком тонкая, кости на бедрах торчали, хотя на округлости ног недоедание отразилось не слишком. Олли оценивал ее лишь как object d'art [663] Object d'art — произведение искусства (фр.). , а не предмет вожделения. К женщинам он был безразличен. До сих пор он жил в асексуальном мире, по которому его вели руки. Любая женщина сразу бы поняла, что руки эти неординарные.