Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

— Тридцать восемь долларов двенадцать центов, — назвал сумму кассир. Он не скрывал своего пренебрежения. Чувствовал, что Олли не сможет заплатить.

Олли поднял руку, коснулся лба и пристально посмотрел на кассира.

Тот моргнул, смущенно улыбнулся, сжал пальцами воздух.

— Ваши сорок долларов, — он положил несуществующие купюры в соответствующее отделение кассового аппарата, дал Олли сдачу, переложил купленные продукты в пакеты.

Шагая домой, Олли явно чувствовал себя не в своей тарелке, потому что никогда раньше он не использовал свои способности, чтобы кого-то обмануть. Если бы не девушка, прошлой ночью он бы обследовал мусорные баки, возможно, сумел бы полностью собрать еще один комплект столовых приборов, а потом перешел бы к другим способам добывания денег. На станциях подземки он без труда находил выроненные пассажирами монетки, иной раз его нанимали, чтобы что-то разгрузить или перенести. Так что ответственность за обман лежала не только на нем. Тем не менее совершенная кража тяготила его.

Дома он приготовил обед: жаркое, салат, свежие фрукты, и разбудил Энни. Она как-то странно посмотрела на него, когда он указал на накрытый стол. Он чувствовал, как в ней разгорается пожар ужаса. Обвел рукой прибранную комнату, ободряюще улыбнулся.

Девушка села, вновь вспомнила ночь, вспомнила, что уйти из жизни не удалось, и в отчаянии закричала.

Олли умоляюще поднял руки, попытался что-то сказать, не сумел.

Кровь бросилась Энни в лицо, она собралась с силами и попыталась соскочить с кровати.

Ему пришлось прикоснуться к девушке и опять погрузить в сон.

Укрывая ее простыней, он отругал себя за наивность. С чего он взял, что она забудет про все свои страхи, будет вести себя по-другому, увидев, что он принял ванну, переоделся, прибрался в квартире и приготовил обед? Она могла измениться только с его помощью, а вот это требовало времени, немалых усилий… и жертв.

Еду он выбросил. Есть уже не хотелось.

Долгую ночь просидел у кровати, опираясь локтями на колени, положив голову на руки. Подушечки пальцев, казалось, слились с висками, ладони — со щеками. Олли погрузился в разум девушки, чувствовал ее отчаяние, надежды, мечты, честолюбивые замыслы, знания и опыт, доставшиеся дорогой ценой, ошибки, заблуждения, недостатки. Он достиг глубин ее души.

Утром воспользовался туалетом, выпил два стакана воды, дал попить Энни, не выводя из полусна. Вновь нырнул в хаотичный мир ее разума, оставался там, с короткими перерывами, день и ночь, исследовал, изучал, набирал информацию, бережно и осторожно настраивал ее психику.

Он не задавался вопросом, почему он тратил на девушку столько времени, энергии, эмоций. Возможно не хотел признаться себе, что основной мотив — замучившее его одиночество. Он сливался с ней, касался ее изменял, не желая задуматься о последствиях. К следующему рассвету закончил работу.

Вновь наполовину разбудил и дал попить, чтобы уберечь организм Энни от обезвоживания. Потом погрузил в глубокий сон и прилег рядом. Взял ее руку в свою. Вымотанный донельзя, заснул, и ему казалось, что он плывет в огромном океане, песчинка среди волн, и его вот-вот проглотит что-то ужасное, поднимающееся из глубин. Как это ни странно, сон этот не напугал Олли. И в жизни, так уж сложилось, он постоянно ждал, что его кто-то или что-то проглотит.

Двенадцатью часами позже Олли проснулся, принял душ, побрился, оделся и вновь приготовил обед. Когда разбудил девушку, она снова села, в недоумении огляделась. Но не закричала.

— Где я? — спросила она.

Сухие губы Олли беззвучно задвигались, он мгновенно потерял уверенность в себе, смог лишь обвести рукой комнату, которая теперь вроде бы уже была ей знакома.

На ее лице отразилось любопытство, она еще не знала, как себя держать в незнакомой обстановке, но страх перед жизнью определенно покинул Энни. От этой болезни Олли ее излечил.

— Да, уютное у тебя местечко. Но… как я сюда попала?

Олли облизал губы, поискал слова, не нашел, указал на себя, улыбнулся.

— Ты не можешь говорить? — спросила она. — Ты немой?

Он обдумал ее вопрос, решил, что предложенный ею выход скорее хорош, чем плох, кивнул.

— Бедненький, — она долго смотрела на синяк на руке, на сотни отметин от иглы, без сомнения, вспомнила передозу, которую тщательно приготовила и ввела в кровь.

Олли откашлялся, указал на стол.

Она велела ему отвернуться. Слезла с кровати, сняла верхнюю простыню, завернулась в нее, как в тогу. Сев за стол, улыбнулась ему.

— Я умираю от голода.

Фея. Она просто очаровала Олли.

Он улыбнулся в ответ. Все шло, как по маслу. Поставил еду на стол, знаками дав понять, что повар он так себе.

— Выглядит все очень аппетитно, — заверила его Энни. И начала накладывать еду в свою тарелку. Не произнесла ни слова, пока все не съела.

Попыталась помочь ему убрать со стола, но скоро устала, и ей пришлось вернуться в постель. Когда он закончил и сел на стул рядом с кроватью, она спросила: «Чем ты занимаешься?»

Он пожал плечами.

— Как зарабатываешь на жизнь?

Он подумал о своих руках. Что рассказал бы о них, если бы мог говорить? Пожал плечами, как бы отвечая: «Ничего особенного».

Она оглядела опрятную, но убогую комнатку.

— Нищенствуешь? — он не ответил, и она решила, что попала в точку. — Как долго я смогу здесь оставаться?

Жестами, выражением лица, движением губ Олли заверил ее, что оставаться она может, пока сама не захочет уйти.

Уяснив это, Энни долго всматривалась в его лицо, потом спросила:

— Нельзя ли уменьшить свет?

Он встал, выключил два из трех рожков люстры. Когда повернулся к кровати, она лежала голая, чуть раздвинув ноги, готовая принять его.

— Послушай, я понимаю, что ты принес меня сюда и ухаживал за мной не за так. Понимаешь? Ты рассчитываешь на… вознаграждение. И ты имеешь полное право его получить.

В замешательстве, раздражении, он взял чистые простыни из стопки в углу и, игнорируя ее предложение, начал перестилать постель, не прикасаясь к девушке. Энни в изумлении таращилась на него, а когда он закончил, сказала, что не хочет спать. Олли не стал настаивать, прикоснулся к ней, и она заснула.

Утром она позавтракала с тем же аппетитом, что выказала прошлым вечером за обедом. Очистив тарелку, спросила, можно ли ей принять ванну. Он мыл посуду под аккомпанемент ее мелодичного голоска, доносившегося из-за двери ванной. Песню, которую она пела, он никогда раньше не слышал.

Она вышла из ванной с чистыми волосами цвета гречишного меда, обнаженная встала у изножия кровати, знаком подозвала его. Выглядела она куда лучше, чем в ту ночь, когда он ее нашел, но определенно могла прибавить несколько фунтов.