Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

Обернувшись, Куранов увидел, что первый демон практически загнал Таттла в лес. Третий атаковал Стеффана, который отбивался из последних сил.

Крича, человек, напавший на Куранова, ударил его концом трубы в грудь.

Робот упал. Человек встал над ним, занеся трубу, как дубинку.

«Из плоти, человек думает и знает… Спит по ночам, как животные, ест плоть других, как хищник, испражняется, умирает и гниет, подвержен болезни и разрушению… зачинает и рожает детенышей абсолютно немеханическим способом, однако молодые особи тоже разумные… убивает… убивает… может перебороть робота, разбирает роботов, хотя никто, кроме других людей, не знает, что он делает с этими частями… его можно убить, навсегда, только деревянным предметом… убитый любыми другими средствами, кроме дерева, человек только кажется мертвым. В действительности, в тот самый момент, когда он падает перед противником, он оживает в другом месте, целый и невредимый, в новом теле…»

Пока монстр замахивался, Куранов вновь откатился в сторону, поднялся и выбросил вперед руку с длинными пальцами.

Из рассеченной щеки человека хлынула кровь.

Демон отступил, не понимая, что происходит.

Ужас Куранова уступил место ярости. Он шагнул следом и ударил вновь. И вновь. И пусть силы у него, в силу наложенных ограничений, было куда меньше, чем у обычного робота, он разорвал тело демона, временно убил его, залив снег кровью.

Повернувшись спиной в останкам врага, двинулся на монстра, который атаковал Стеффана. Сломал шею одним ударом стальной руки.

К тому времени, когда Куранов добрался до Таттла, одна рука робота висела плетью, от второй кисти остались воспоминания. Повреждения получил и кольцевой кабель, но, к счастью, до отключения дело не дошло. При удаче все три робота могли выжить.

— Я думал, мне конец, — признался Таттл.

— Ты убил всех троих! — Стеффан в изумлении смотрел на Куранова.

— Они бы отключили нас, — ответил Куранов. Внутри, остальные этого видеть не могли, все кипело.

— Но первая директива Центрального агентства запрещает отнимать жизнь…

— Не совсем, — не согласился Куранов. — Она запрещает отнимать жизнь, которую нельзя восстановить. Которую нельзя восстановить.

— Их жизни можно восстановить? — спросил Стеффан, глядя на отвратительные трупы, не в силах понять.

— Мы своими глазами увидели человеческих существ. Теперь ты веришь мифам или по-прежнему все отрицаешь?

— Как я могу отрицать?

— Тогда, если ты веришь, что такие демоны существуют, ты должен верить и в сказанное о них, — и Куранов процитировал информацию, хранящуюся в его банках данных: — «Убитый любыми другими средствами, кроме дерева, человек только кажется мертвым. В действительности, в тот самый момент, когда он падает перед противником, он оживает в другом месте, целый и невредимый, в новом теле».

Стеффан кивнул, спорить было не о чем.

— Что теперь? — спросил Таттл.

— Возвращаемся в Уокерс Уоч, — ответил Куранов.

— И расскажем им о том, что нашли?

— Нет.

— Но… мы можем привести их сюда, показать эти тела.

— Оглянись. Другие демоны наблюдают за нами из-за деревьев.

В слабом отсвете упавших в снег фонарей среди деревьев они различали с дюжину перекошенных ненавистью лиц.

— Не думаю, что они нападут на нас, — продолжил Куранов. — Они увидели, что мы можем сделать, поняли, что в отношении их первая директива неприменима. Но они заберут и похоронят тела, как только мы уйдем.

— Мы можем взять их с собой, — предложил Таттл.

— Нет. У тебя обе руки выведены из строя. Стеффан не может контролировать правую руку. Я сам не смогу донести даже одно тело до Уокерс Уоч, в силу наложенных ограничений у меня просто не хватит сил.

— Тогда мы никому не сможем рассказать об увиденном здесь.

— Мы и не должны этого делать, если хотим подняться на следующий уровень зрелости, — ответил Куранов. — Наша единственная надежда — провести достаточно времени в инактивационной нише, медитируя, пока не удастся найти мало-мальски логичное объяснение случившемуся с нами.

Они подняли фонари и, держась ближе друг к другу, двинулись в путь.

— Идите не торопясь и не выказывайте страха, — дал команду Куранов.

Шагали они медленно, но ни один не сомневался, что их страх не составлял тайны для прятавшихся среди сосен жутких существ.

Они шли всю ночь и большую часть следующего дня, пока не добрались до станции Уокерс Уоч. К тому времени снежная буря давно закончилась. Вокруг себя роботы видели умиротворяющую белизну. Укутанные снегом леса, горы, долины служили наглядным подтверждением совершенства мира. Но в голове Куранова, как гвоздь, засела мысль: если он должен верить в привидения и разумных существ из плоти, вроде людей, как он сможет по-прежнему соглашаться с Центральным агентством в том, что вселенная, во всех ее аспектах, абсолютно логична и рациональна?

Меня зовут Малколм Померанец, и я — человек-с-топором, хотя совсем не из тех, кого показывают в телевизионных реалити-шоу о лесорубах. Будь я им — давно бы отрубил себе обе ноги или меня раздавило бы падающим деревом. Неуклюжий я с детства. И разминуться со смертью в результате несчастного случая мне удалось только благодаря правильному выбору профессии — я музыкант, — не требующей использования технических устройств с силовым приводом и пребывания на чреватой опасностью территории. На сленге музыкантов топор — инструмент , и мой топор — саксофон. Играю на нем с семи лет, когда сакс и я не так уж отличались ростом.

Сейчас мне пятьдесят девять, и я на два года старше Ионы, моего лучшего друга последние чуть ли не пятьдесят лет. Я высокий, Иона — нет. Я белый, он — черный. Познакомился я с ним — десятилетним, быстрым, стройным, пианистом-вундеркиндом — летом 1967 года, когда мне было двенадцать и я топал по жизни, как Ларч, дворецкий в «Семейке Аддамс», популярном телесериале, показанном годом раньше. А впервые услышал игру Ионы, когда он наяривал мелодию «Когда-нибудь я выбьюсь в люди» [674] Песня « Когда-нибудь я выбьюсь в люди » прозвучала в эфире в 1957 г. Толстяка Домино.

По моему настоянию Иона недавно наговорил историю своей жизни — по крайней мере, о странной и опасной ее части — на магнитную ленту, и литературная обработка его повествования превратилась в книгу «Город». Мою жизнь наговаривать на магнитофон смысла нет, потому что все самое интересное в ней случилось, когда я общался с Ионой, а он уже все рассказал. Правда, один эпизод моей жизни стоит записать: череду любопытных событий, случившихся за несколько недель до нашего с ним знакомства. Так же, как его более продолжительная и захватывающая история, этот эпизод свидетельствует о том, что наш мир — более загадочное место, чем нам кажется большую часть времени, которое мы проводим, тащась от завтрака к отходу ко сну, согласно вселяющему уверенность, знакомому распорядку дня.