Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

Сестры удаляются в спальню.

В гостиной Кертис ныряет под простыню и тонкое одеяло. Собаку еще не искупали, но мальчик все равно приглашает ее на диван, где она и сворачивается калачиком поверх одеяла.

Используя силу воли против материи, на микроуровне, где победа остается за силой воли, он может отключить охранную сигнализацию. Но он должен дать сестрам хотя бы несколько честных ответов и не хочет оставлять их в полном замешательстве.

А кроме того, в этом трудном и смертельно опасном путешествии он наконец-то обрел друзей. Ему еще не удалось в совершенстве овладеть навыками общения, пусть на короткий момент и показалось, что среди людей он стал своим, но с ослепительными близняшками Спелкенфелтер он действительно сдружился, и ему ужасно не хочется вновь сталкиваться с миром один на один, имея на своей стороне только ставшую ему сестрой. Собака мальчику очень дорога, но только ее компании ему уже не хватает. Пусть и расхваливаемое поэтами, одиночество — всего лишь изоляция, а одиночество, поселившееся в сердце, все равно что червь в яблоке, поедающий надежду и оставляющий за собой пустоту.

Более того, близняшки напоминают ему об ушедшей матери. Не внешне. При всех ее достоинствах, мама родилась не для того, чтобы стать звездой сцены Лас-Вегаса. Близняшек роднит с ней широта души, ум, решительность и нежность, которых у мамы хватало на двоих, и в их компании у него создается полное ощущение, что они — его родные сестры.

Уставшая собака спит.

Положив руку на бок собаки, чувствуя, как бьется ее верное сердце, Кертис входит в ее сон и сразу ощущает игривое Присутствие, от которого простые существа, такие, как собаки, никогда не пытались отстраниться. Далеко-далеко от планеты, которую он называл своим домом, осиротевший мальчик тихонько плачет, не столько от горя утраты, сколько от радости за свою мать: она пересекла великую пропасть, и теперь, в присутствии Бога, ей доступно счастье, сходное с тем, что постоянно ощущал он в ее присутствии. Он не может спать, но на какое-то время обретает покой по эту сторону рая.

Солнцу, которое прожгло дыру в западном небе, остается еще несколько часов до погружения в лежащее за горизонтом море, и ветерок, пролетающий над трейлерным парком, вырывается, похоже, из этой самой дыры, горячий, сухой, с запахом раскаленного металла.

В пятницу, через пять часов после встречи с Ноем Фаррелом, Микки укладывала в багажник «Камаро» единственный чемодан.

За это время она успела заменить масло, поставить новые фильтры, ремни привода вентилятора, покрышки. С учетом трехсот долларов, оставленных у детектива, сумма имеющихся у нее денег уменьшилась наполовину.

Она могла рассчитывать только на то, что свяжется с Лайлани в Нанз-Лейк, штат Айдахо. Если бы Мэддок решил ехать дальше, ей просто не хватило бы денег, чтобы преследовать его, а потом вернуться с девочкой в Калифорнию.

Когда Микки вошла в дом, тетя Джен укладывала непромокаемые мешочки со льдом в сумку-холодильник, уже набитую сандвичами, булочками, яблоками и банками с диет-колой. С таким запасом провизии Микки могла не останавливаться, чтобы перекусить, до завтрашнего полудня, и еще экономила деньги.

— Не пытайся ехать всю ночь, — предупредила тетя Джен.

— Не волнуйся.

— Они опережают тебя меньше чем на сутки, так что ты еще успеешь их догнать.

— К полуночи я доберусь до Сакраменто. Там найду мотель, посплю шесть часов и к завтрашнему вечеру постараюсь доехать до Сиэтла. Потом Нанз-Лейк, Айдахо. Буду там в воскресенье вечером.

— С одинокими женщинами в дороге может случиться всякое, — тревожилась тетя Джен.

— Это правда. Но многое может случиться с одинокими женщинами и дома.

Дженева закрыла сумку-холодильник крышкой.

— Сладенькая, если портье мотеля будет выглядеть как Энтони Перкинс, или какой-нибудь парень на станции технического обслуживания будет выглядеть как Энтони Хопкинс, или где-либо ты встретишь мужчину, который будет выглядеть как Алек Болдуин, пни его в промежность до того, как он успеет произнести пару слов, и беги.

— Я думала, что ты застрелила Алека Болдуина в Новом Орлеане.

— Знаешь, этого человека сбрасывают с крыши небоскреба, топят, закалывают ножом, пристреливают, его раздирает медведь… но каким-то образом он опять возвращается.

— Я буду его остерегаться, — пообещала Микки, снимая сумку-холодильник со стола. — Что же касается Энтони Хопкинса… он мне больше напоминает плюшевого медвежонка, пусть и сыграл Ганнибала Лектера.

— Может, мне поехать с тобой, дорогая, с ружьем в руках? — Дженева последовала за Микки к входной двери.

— Неплохая идея, будь у нас ружье. — Выйдя из дома, она прищурилась: яркий солнечный свет, отражаясь от белого «Камаро», слепил глаза. — И потом, ты должна остаться, чтобы ответить на звонок Ноя Фаррела.

— А если он не позвонит?

Микки открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Позвонит.

— А если не найдет доказательств, которые тебе нужны?

— Найдет, — Микки поставила сумку-холодильник на пассажирское сиденье. — Слушай, что это вдруг случилось с моей жизнерадостной тетушкой?

— Может, нам следовало позвонить в полицию?

Микки захлопнула дверцу.

— В какую полицию? Здесь, в Санта-Ане? Мэддок уже выехал за территорию, подпадающую под их юрисдикцию. Позвонить копам того города, через который он будет проезжать в Калифорнии, Орегоне или Неваде, в зависимости от выбранного им маршрута? Даже если бы через их город ехал Гитлер, они не шевельнули бы и пальцем, если бы только он не вышел из автомобиля. Позвонить в ФБР? Я только что вышла из тюрьмы, а у них полно дел с наркобаронами.

— Может, к тому времени, когда ты прибудешь в Айдахо, этот мистер Фаррел найдет доказательства, которые тебе нужны, и вы сможете обратиться в тамошнюю полицию.

— Возможно. Но этот мир отличается от того, который ты видишь в старых черно-белых фильмах, тетя Джен. Копы в те дни заботились о людях. Люди — о других людях. Что-то случилось. Многое, если не все, переменилось. Весь мир… распался. Все больше и больше нам приходится полагаться только на себя.

— И ты еще заявляешь, что я потеряла свою жизнерадостность, — вздохнула Дженева.

Микки улыбнулась:

— Знаешь, я совсем не рада, что все так вышло. Но пусть задача передо мной стоит трудная, я давно уже… нет, я никогда не ощущала такого эмоционального подъема.

Тень пробежала по зеленым глазам Дженевы.

— Я боюсь.

— Я тоже. Но я боялась бы еще больше, если бы осталась сидеть сложа руки.

Дженева кивнула.

— Я запаковала маленькую баночку маринованных огурчиков.

— Я люблю маринованные огурчики.

— И маленькую баночку зеленых оливок.