Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— Только с двумя.

— Кто ты?

Поскольку девочка светится изнутри, когда он смотрит на нее глазами собаки, у которой более острые органы чувств, Кертис решает быть с ней предельно откровенным и говорить только правду, как было и с близняшками.

— Сейчас я Кертис Хэммонд.

— А я сейчас Лайлани Клонк, — отвечает она, перекидывает ногу в металлическом протезе через край кровати и садится. — Как ты отключил систему охранной сигнализации и отпер дверь, Кертис?

Он пожимает плечами:

— Сила воли против материи. На микроуровне сила воли всегда берет верх.

— Именно так и я собираюсь отрастить грудь.

— Ничего не получится, — отвечает он.

— Думаю, может, и получится. Позитивное мышление должно принести плоды. Но пока грудь у меня действительно плоская. Зачем ты пришел сюда?

— Чтобы изменить мир, — отвечает Кертис.

Полли предупреждающе кладет руку ему на плечо.

— Все нормально, — говорит он своему королевскому гвардейцу.

— Изменить мир, — повторяет Лайлани, вновь бросает взгляд в глубь дома на колесах, прежде чем встать. — Есть результаты?

— Ну, я только начал, а работа эта долгая.

Рукой, которая несколько отличается от обычной, Лайлани указывает на счастливое лицо, нарисованное на потолке, потом на хула-герлс, стоящих на соседних столиках.

— Изменение мира начинается здесь?

— Как говорила моя мама, все истины жизни и ответы на все ее загадки постоянно у нас перед глазами, мы можем увидеть их и осознать в любой момент нашей жизни, в любом месте, каким бы жалким или роскошным это место ни казалось.

Вновь указав на потолок и на статуэтки, Лайлани спрашивает:

— И каким бы склизким?

— Мудрость мамы поддерживала нас в любой ситуации, даже самой трудной. Но она ничего не говорила про склизлость за или против.

— Это твоя мать? — спрашивает Лайлани, бросив взгляд на Полли.

— Нет. Это Полли, и никогда не спрашивай, хочет ли она крекер. Я согласился есть их за нее. А в окно смотрит Кэсс. Что же касается моей мамы… ты когда-нибудь бывала в Юте?

— За последние четыре года я побывала везде, кроме Марса.

— На Марсе тебе бы не понравилось. Воздуха нет, холодно и скучно. Но вот в Юте, на стоянке грузовиков, ты не встречала официантку, которую зовут Донелла?

— Что-то не припоминаю.

— Значит, не встречала, иначе вспомнила бы. Донелла не похожа на мою мать, потому что они принадлежат к разным видам, хотя мама могла бы выглядеть как Донелла, если бы была ею.

— Разумеется, — соглашается Лайлани.

— Я, в общем, тоже мог бы выглядеть как Донелла, только у меня не хватает массы.

— Масса, — Лайлани сочувственно кивает. — Это всегда проблема, не так ли?

— Не всегда. Но я пытаюсь сказать, что Донелла напоминает мне мою маму. Прекрасные могучие плечи, шея, разрывающая стягивающий ее воротник, гордые подбородки откормленного быка. Великолепная. Восхитительная.

— Я уже люблю твою ма больше, чем свою, — говорит Лайлани.

— Я сочту за честь встретиться с твоей матерью.

— Поверь мне, не сочтешь, — Лайлани качает головой. — Потому-то мы и говорим шепотом. Она — ужас.

— Я понимал, что мы ведем тайный разговор, — отвечает Кертис, — но как грустно, что причиной тому — твоя мать. Знаешь, кажется, я еще не сказал тебе, что я — инопланетянин.

— Для меня это новость, — признает Лайлани. — Скажи мне кое-что еще…

— Все, что угодно, — обещает он, потому что она лучится.

— Ты не родственник женщины, которую зовут Дженева Дэвис?

— Нет, если она с этой планеты.

— Полагаю, скорее да, чем нет. Но, клянусь, ты мог бы прийтись ей как минимум племянником.

— Меня удостоят чести познакомиться с ней? — спрашивает Кертис.

— Да, конечно. И если такое случится, я, наверное, запорхаю, как бабочка.

Они так хорошо общаются, но последняя ее фраза вызывает недоумение Кертиса.

— Запорхаешь, как бабочка? Так ты тоже трансформер?

Пока Престон кружным путем продвигался от дома Тилроу к автомобилю Королевы Шлюх, ему с лихвой хватило времени, чтобы еще раз обдумать и изменить первоначальный план.

Во-первых, когда он только скрылся в бурьяне, направляясь строго на восток, он назвал ее Пьяницей. Но это прозвище его не устроило. Леди Гнилая Печень и Мисс Сраная Морда звучали лучше, но не соответствовали ей в той мере, как ему хотелось. Он не мог назвать ее Грудастая, потому что это прозвище уже досталось тете Джейнис, матери первого убитого им человека, кузена Мешок Говна. За прошедшие с той поры годы он роздал все более-менее значимые части женского тела другим женщинам. Он не отказывался повторно использовать в прозвищах названия этих самых частей, если имелась возможность добавить к ним ласкающее слух прилагательное, но вычерпал до дна и этот источник. Так что на прозвище, связанном с анатомией, пришлось ставить крест. В конце концов он остановился на Королеве Шлюх, отталкиваясь от ее слабости на передок, о чем она вскользь упоминала, и исходя из большой вероятности того, что в юном возрасте мужчины использовали ее помимо воли: королевы, в конце концов, тоже не властны над своей жизнью. Все определяется статусом.

Правильный выбор прозвища имел огромное значение. От него требовалось не только вызывать улыбку, но и как можно точнее соответствовать субъекту, его получающему, дабы тем самым превратить его или, в данном конкретном случае, ее из личности в абстракцию, пустые слова. Правильный выбор прозвища снимал многие этические вопросы. Чтобы выполнять свой долг — прореживать человеческую толпу и сохранять мир, в котором сам он живет, — утилитарный биоэтик не мог позволить себе думать, что большинство человеческой толпы — такие же люди, как он сам. Во внутреннем мире Престона только полезные люди, которые могли что-то предложить человечеству, которых отличало высокое качество жизни, сохраняли то же имя, что и во внешнем мире.

Итак, убить Королеву Шлюх. Такую он ставил перед собой задачу, когда покидал дом Тилроу, такой эта задача оставалась, когда он подкрадывался к ней. Но по пути он решил изменить способ убийства.

Воспользовавшись тростью с рукояткой в виде змеи, Престон бросил ее на заднее сиденье.

Ключи Королевы Шлюх висели в замке зажигания. Он вынул их, чтобы открыть багажник.

Подтащил ее по ковру из сосновых иголок и травы к заднему бамперу.

Глядя на его деяния, небо потемнело еще сильнее. Дамба, сдерживавшая громы и молнии, грозила рухнуть в любой момент.

Ветер вдруг погнал по кронам стадо фырчащих быков, а потом припустил за ними со сворой остервенело лающих собак.

Весь этот шум и запах надвигающейся грозы возбуждали Престона. Королева Шлюх… такая красивая, обмякшая, все еще теплая… искушала его.