Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— Да, это Джанет Хичкок, все так, — сказал Престон, не опуская бинокль. — Похоже, мне не избежать аукциона, мистер… — с языка едва не сорвалось: «Мистер Жаба», — …мистер Тилроу.

— Я к этому совершенно не стремлюсь, мистер Бэнкс. Я лишь хотел, чтобы вы знали о существовании конкурента. Я не хочу получить больше, чем стоит моя история.

— Я, разумеется, вас понимаю. Я бы хотел сделать вам предложение прямо сейчас, до моего отъезда, но в таких случаях положено называть сумму в присутствии всех членов семьи, чтобы потом не было недоразумений. У вас есть жена, сэр, дети? И как насчет родителей?

— Ма и па, они давно уже умерли, мистер Бэнкс.

— Как печально.

— И я так и не женился, хотя и были очень хорошие варианты.

Престон все смотрел на женщину за окном.

— Так вы живете один?

— Именно так, — ответил Жаба. — И хотя я убежденный холостяк, должен признать… иногда мне становится ужасно одиноко, — он вздохнул. — Я живу тут один.

— Хорошо. — Престон, отворачиваясь от окна, со всей силой ударил тяжелым биноклем в лицо Жабы.

Что-то чавкнуло, с губ Жабы сорвался сдавленный крик, он рухнул как подкошенный.

Престон бросил бинокль на кровать, где потом мог его найти.

На подоконнике висело несколько тростей. Он схватил одну из них, с бронзовой, в виде головы волка, рукояткой.

Жаба лежал на спине. Разбитый нос стал еще более отвратительным, спутанная борода окрасилась кровью, с лица схлынула вся розовизна, оно стало белым как мел.

Держа трость около набалдашника, Престон вскинул ее над головой.

Удар биноклем оглушил Жабу, но, когда его затуманенные глаза очистились, он понял, что его ждет, и прошептал с безмерным облегчением: «Спасибо».

— Всегда рад услужить, — заверил его Престон и вогнал бронзового волка в лоб Жабы. Не один раз. Пять или шесть. Трость треснула, но не сломалась.

Убедившись, что Жаба мертв, Престон бросил трость на кровать, рядом с биноклем. Отпечатки пальцев он мог стереть позже.

Разумеется, он намеревался сжечь дом. Никакие улики не пережили бы пожара. Но он знал, что любые меры предосторожности не бывают лишними.

Престон быстро выбрал новую трость. На этот раз с медной рукояткой в форме змеи, с глазами из красного стекла.

Подавил желание выбрать изящную соломенную шляпу, прежде чем отправиться на свидание к даме. Убийства, помимо того, что шли на пользу человечеству и Матери-Земле, служили ему и развлечением, но Престон ни на секунду не забывал, что дело это серьезное, сопряженное с риском и одобряли его далеко не все.

Из будуара дохлой Жабы он спустился по лестнице, облицованной бутылками. Далее грязная кухня, дверь черного хода, заднее крыльцо под крышей с тысячами и тысячами бутылок, мрачно поблескивающих в ожидании надвигающейся грозы.

Он пересек двор, полосу вытоптанной земли с редкими клочками травы, держась так, чтобы дом постоянно находился между ним и этой совершенно никчемной мисс Белсонг, которая следила за ним.

Скорее всего, она бы последовала за ним и в Нанз-Лейк, на приличном расстоянии, чтобы он ее не заметил. А потом, выяснив, где стоит их дом на колесах, дожидалась бы первой возможности выкрасть Лайлани, посадить в машину и увезти обратно в Калифорнию, к зобастой Клариссе и ее шестидесяти попугаям в Хемет.

Глупая шлюха. Дуры, круглые дуры. Думали, что он ничего не знает, а он знал все.

Двор переходил в поле, заросшее высоким, по плечо, бурьяном. Пригнувшись, он растворился в нем.

Какое-то время двигался на восток, параллельно шоссе, подальше от того места, где несла вахту эта шлюха, с тем, чтобы, удалившись на безопасное расстояние, повернуть на север, подняться на дорогу, перейти ее и уже лесом взять курс на запад, незамеченным подкрасться к этой никчемной Микки Белсонг и от души врезать бронзовой змеей по ее глупой голове.

Небо с каждой минутой опускалось все ниже, черные облака напоминали кулаки, которым не терпелось выплеснуть свою ярость на землю. Гром еще не гремел, но ждать оставалось недолго. Десятки молний готовились рассечь грозовое небо. Престон Мэддок не испытывал страха перед надвигающейся бурей, потому что не видел в ней кары небесной. Он точно знал, что райские чертоги пусты и никто из их обитателей не смотрит на то, что он, Престон, проделывает внизу, а если и смотрит, то им на все это глубоко наплевать.

Мальчик-сирота в тревоге, а он не из тех, кто тревожится по пустякам. Сидит на одном из диванов в гостиной «Флитвуда», гладит Желтый Бок, тогда как близняшки по-прежнему в столовой, за обеденным столом, склонившись над картами.

В ходе предварительной подготовки экспедиции на Землю Кертис получил и переварил огромный объем информации о тех видах живых существ, с которыми ему доведется столкнуться. Соответственно, многое он знает и о собаках, причем не только по просмотренным им 9658 фильмам, в которых собаки встречались на удивление часто, но и из специальных баз данных по флоре и фауне Земли.

Ставшая ему сестрой обладает множеством великолепных достоинств, одно из которых — нос. Черный, приятный на ощупь, блестящий, он не только компонент ее красоты, но и источник сведений об окружающем мире: острота ее обоняния в двадцать тысяч раз сильнее, чем у любого человека.

Если бы в огромном доме на колесах, в котором он видел девочку, светящуюся изнутри, находились охотники, такие же, как те, что едва не перехватили их на пересечении дорог в Неваде, собака почувствовала бы их уникальный запах, узнала бы мгновенно и отреагировала бы то ли яростно, то ли испугавшись куда сильнее. Связанный телепатическим каналом со ставшей ему сестрой, Кертис знаком с ее воспоминанием о схватке на перекрестке, с образами, которые ассоциируются у нее с тем экзотическим запахом, но тут ситуация иная.

Со злобным чудовищем, чью вонь Желтый Бок унюхала в доме на колесах, она никогда раньше не встречалась. И принадлежит это чудовище к ее миру.

Такой вывод не радует. Он помнит ее реакцию на Верна Таттла, коллекционирующего зубы серийного убийцу, когда они наблюдали за ним из спальни «Уиндчейзера», пока тот разглядывал в зеркале свою физиономию. Она виляла хвостом. Если при виде такого злодея, как Таттл, шерсть не встала у нее дыбом, что можно сказать о чудовище в образе человеческом, который приехал в этом доме на колесах, в этом зловещем джагернауте? Ведь она зарычала, учуяв его.

Поскольку мальчик уверен, что их загадочные соседи по кемпингу — не враждебные пришельцы, ему не требуется предпринимать какие-либо действия, убегать или защищаться, а потому благоразумнее всего — оставаться во «Флитвуде», где он в полной безопасности. Но Кертису трудно пойти на такое решение, оно ему не нравится, потому что его не отпускает воспоминание о девочке, которая светится изнутри.