Марик Лернер - Все не так, как кажется [litres]

– То есть если мечтать об умении лечить, при инициации получаешь контроль над процессами тела?

– Не абсолютный даже над своим, все же второе сердце не вырастить, анатомия не позволит, но я многое могу. При необходимости заменю рентген и могу точно указать на перелом, а по ауре определить состояние внутренних органов или наличие заболевания. К счастью, это легко включается и отключается при определенных навыках. Иначе было бы малоприятно при нормальном общении постоянно рассматривать кишки собеседника.

– И ты можешь закрываться от чтения мыслей. Бабушка говорила, при телесном контакте спрятать невозможно.

Очень интересно, на каком расстоянии хитрая старушенция считывает и сколько я ненароком сдал. Думаю, мизер. В бытовом плане могла подслушивать сколько угодно, настораживающих вопросов не звучало. Технику давления по точкам для получения ответов мне хорошо объясняли.

– Это не специализированный талант, обычная практика с простой методикой. Я тебя научу. Ведь среди моих родичей тоже попадаются приличные телепаты, и незачем быть излишне открытой.

– Полегчало. А то я сначала решила: не выходит.

– Ты явно получила базисный талант. Основной. Считывать клиента и заранее знать, что ему важно и необходимо, – разве бывает для ведьмы что-то более удобное? Или опасность определить сразу. Остальные умения никогда не достигнут этого уровня, хотя постоянными тренировками развиваются и в дальнейшем. Потому чем старше наделенный талантом, тем на большее он способен. Но мало кто показывает открыто лишний козырь. К примеру, есть множество разновидностей моего дара смотреть ауры. Некоторые видят сквозь стены, другие – в тепловом качестве, третьи с первого взгляда определяют силу и вид таланта, один мой знакомый вместо просвечивания людей обнаруживал электропроводку в стенах и под землей. Вариантов множество и нет гарантии, что со временем или при определенных упражнениях не проявятся дополнительные возможности по этой части. Точнее, как раз нет сомнений – проявятся. Но когда и у кого, общих правил не существует. Мы все разные люди, и формула не выводится, хотя и пытались многие.

– А о чем мечтал Вадим Артемьев?

– На такие вопросы не отвечают даже близким. Потому что умом рассчитываешь на одно, а подсознание подсовывает нечто другое. Тебе надо знать одно: он опасен для женщин. По-настоящему опасен и не привык считаться ни с кем. Родичи слишком долго отмазывали. Ожидай неприятностей даже от случайной встречи и не пытайся быть вежливой с глазу на глаз. Сразу сбегай.

– Кто у тебя был болен? – спросила она, помолчав.

– Дед. Мой единственный близкий человек.

Помимо обычных возрастных болячек четыре огнестрельных ранения, осколок гранаты у сердца и куча мелких – в ногах.

– Мы не закончили, мне надо это переварить, – пробормотала Катя.

– Поспи, – сказал, накрывая простынкой и на прощанье полюбовавшись безупречно накрашенными красным лаком ногтями на ногах.

Дедуля у меня из богатырей, каких нынче не делают. Сорок лет партизанщины и военных действий с минимальными перерывами. Пятнадцатилетним парнем участвовал в Кресненско-Разложском восстании, позднее состоял в рядах македонских чет. В какой-то момент попался на глаза Косте Панице, герою войны. Был направлен им для учебы в российское Константиновское военное училище. Но тут грянул арест его покровителя, и, не дожидаясь решения сверху, дед отправился через Сербию в родную Македонию. Там он вышел на своих старых знакомых и поучаствовал в убийстве Стамболова.

Македонские четы не играли в благородных разбойников, не делали политику. Большинство их членов не особо разбиралось в программах партий. Их символом веры было: «Мы болгары!», «Долой османов» и «Объединение Македонии с Румелией и Болгарией в единое государство».

Зато они отлично разбирались в убийствах, терроре, контрабанде и в том, что нынче называется рэкетом. Да-да, практически все села, немалая часть населения облагались налогом в пользу героев-партизан. Небольшим, но стабильным. И отказывающихся платить без разговоров убивали. В результате сформировалась мощная организация, контролирующая немалые территории. И ни уголовники, ни турецкие власти не имели на той земле ни малейшего влияния. При этом, как ни удивительно, уровень коррупции и злоупотреблений был минимальным и карался жесточайшим образом.

Два восстания с кучей жертв обеспечили непрерывный поток идеалистов и мстителей в ряды борцов за свободу. Не готовых идти до конца отсеивали, изгоняя. При малейшем сомнении уничтожали. Действовала целенаправленная политика, обязывающая крестьян коллективно жаловаться на турецкие насилия, независимо от того, были ли таковые. Совершались убийства доносчиков и не сочувствующих делу объединения болгарского народа, включая сербов, греков и даже самих болгар. Нападения на местных чиновников, грабежи, рэкет, ибо надо кормить четников и покупать оружие бойцам…

Все это выковывало беспощадных и крайне опасных типов, связанных многолетними отношениями и нередко готовых по приказу прямых командиров на любые действия. Но при этом у них имелась определенная мораль. Как говорил в более поздние времена дед: «Пуля для человека, если враг. Нож, когда без шума. Бомба – только против военных. Так поступают порядочные люди. Но убивать всех, включая женщин и детей? Мешают – прогони, но не превращайся в зверя. Не уподобляйся туркам и кавказцам!»

Когда началась Великая война, он оказался одним из немногих, требующих выждать, и сумел настоять на своем. Всем хорошо было известно про Балканский союз, оставшийся на бумаге из-за разногласий по поводу дележки Османской империи и так и не начавшейся в тысяча девятьсот двенадцатом войны. Турки тогда подавили с немалой кровью восстание в Македонии. Он не хотел повторения и дождался звездного часа, когда у дела свободы появилась куча союзников.

Сначала – «Севастопольская побудка», затем начались Дарданелльская операция союзников и Сарыкамышское сражение. Сербия и Черногория дрались с Австро-Венгерской монархией, и им резко стало не до территорий, населенных болгарами под османским владычеством, из-за чего сорвалась война в тысяча девятьсот двенадцатом, но Греция готова была поддержать наступление. Члены Антанты с радостью подмахнули соглашение, по которому после победы Босния отходила к сербам, Македония и часть Фракии – болгарам, Салоники, острова и Западная Малая Азия – грекам, проливы – русским. Французское правительство тотчас одобрило предоставление Болгарии льготного займа. Массу всякой всячины мгновенно предоставила Россия, и новому союзнику погнали немалое количество «мосинок» и боеприпасов. Даже артиллерию подкинули, в чем сами же русские нуждались.