Дин Кунц - Избранные произведения. II том [Компиляция]

— И сколько уйдет на это времени? Я о детях.

— Думаю… месяцев пять. У тебя они появятся на свет самым естественным путем, конечно, не через яйца.

— Когда? — спросила она.

— Хочешь сейчас? — спросил он вместо ответа.

Было бы здорово — зачать своего первого ребенка прямо в эту ночь, первую ночь их пребывания в новых телах, ночь, когда Альянс счел их мертвыми и всеми забытыми.

— Боюсь, что буду выглядеть глуповато, занимаясь любовью на птичий манер, — произнесла она со смущением в голосе.

— Нет-нет! — запротестовал он. — Ты прекрасна. И дети твои будут такими же!

И этой ночью во мраке лесов был зачат первый ребенок из серии тайных, невидимых, невероятных воинов, — воинов, которые в один прекрасный день провозгласят свои права на землю отцов и предков, право на Димос для людей, которым покорился воздух… А сегодня ночью была любовь и попытки преодолеть смущение от того, что они не совсем как люди. Сегодня ночью — праздник. Завтра — подготовка к восстанию…

Земля становится ареной, на которой скрещиваются временные и вероятностные потоки. Между пришельцами — не знающими жалости людьми-ящерицами из другой галактики — и землянами из далекого будущего начинается яростная схватка. Гомункулус из пробирки несет в себе черты супермена-разрушителя и неудачника-спасителя. Что же возобладает в нем в конце концов? От этого зависит само существование людей и жизнь на планете Земля.

Марионет очнулся, лежа лицом вниз, в островке спутанного бурьяна и сухой ломкой травы, под набиравшими почки яблонями. Он был крупным мужчиной, добрых шести футов [1] Около 1 м 83 см. роста и значительно тяжелее двухсот фунтов [2] Свыше 90 кг. — и при этом ни капли жира. Его тело напоминало гору узловатых мышц, словно настроенный на создание героического образа скульптор наспех вырубил неточную копию Улисса. Когда он двигался, мышцы рельефно выступали под гладкой кожей. Марионет был похож на тренированного бойца-наемника.

Он был одет в черный костюм из прочного нейлона, который облегал его так плотно, словно гимнастический костюм, купленный на размер меньше. Из-под черного капюшона на лоб выбивалась прядь светлых до белизны волос. Лежа ничком, он почти не чувствовал веса рюкзака на спине. Тяжести для него были ничто — даже если бы на плечах висел груз, равный двухтонному «бьюику».

Марионет перекатился на спину и посмотрел вверх сквозь голые ветки на тускло мерцавшие звезды, неяркий свет которых пробивался сквозь легкую дымку облаков. Голова у него отчаянно болела, словно за правым ухом какое-то маленькое вредное существо изнутри методично пробивалось наружу. У него возникло странное чувство: словно он уже бывал в этом месте раньше, но не мог понять, где же он все-таки находится. Как он сюда попал? Зачем?

Двигаясь осторожно, чтобы не разозлить зловредное существо внутри черепа, он сел и огляделся. Голые ветви яблонь перечеркивали небо и, словно грозя, покачивали под ветром костлявыми пальцами. Место было совершенно незнакомое. Слегка пошатываясь, Марионет поднялся с земли. Гадкий звереныш в голове в тот же миг запротестовал, пинаясь обеими ногами. По черепу, начиная от правого виска, словно побежала все расширяющаяся трещина. Еще мгновение, и череп лопнул бы, как спелый арбуз, но вдруг боль прекратилась. Марионет вздохнул с облегчением, посмотрел назад и в тот же момент увидел дом.

Это было старое здание, построенное, вероятно, в конце восьмидесятых годов XIX века. Несмотря на возраст, дом содержался в отличном состоянии. Даже в тусклом, струящемся сквозь легкие облачка лунном свете наблюдатель разглядел свежую краску на тяжелых наружных дверях, любовно ухоженный кустарник.

Пока Марионет разглядывал дом, странная пульсация в его голове прекратилась, тяжелая дурнота исчезла, и он снова почувствовал себя в форме. Минуту назад он казался лишь сбитым с толку человеком, не понимавшим, где он и что с ним происходит. Сейчас он — готовый на все Марионет… кукла, действующая в соответствии с программой.

Ночь, туман и черная одежда достаточно хорошо маскировали его, он притаился, как хищник в засаде. Свет в доме был погашен, его обитатели спали. Прямо так, как и было задумано.

Согнувшись, как обезьяна, он вприпрыжку перебежал из-под укрытия яблонь и проскользнул, словно тень, к задней части дома. Один раз он чуть не упал на влажную от росы траву, но удержал равновесие ловко, как канатоходец удерживается от падения на банановой кожуре. Двигаться Марионет старался как можно тише, старался, чтобы даже его дыхание не нарушало молчание ночи.

Он проскользнул через ограду к черному ходу и прислушался, тяжело дыша. Вокруг стояла мертвая тишина. Марионет ногой отыскал ступеньки, быстро по ним поднялся и подошел к двери.

Итак, наружная дверь представляет собой толстый алюминиевый лист со стеклянными окошками, прочно вставленный в проем. Стекло еще не заменили ставнями, что значительно усложняет проникновение в здание. Но тем не менее, оно отнюдь не становится невозможным. Для Марионета нет ничего невозможного. Его запрограммировали на встречу с любой неожиданностью. Встав на колени, он передвинул свой рюкзак на грудь, вынул из него необходимое и снова убрал за спину. Взял маленькую штуковину, похожую на медную монетку, и приложил ее к стеклу наружной двери. Раздалось едва слышное жужжание, как будто над садом взвился рой рассерженных пчел. Он передвинул «монетку» вверх, по краю стекла, оставляя за ней пустое пространство по мере того, как стекло превращалось в пыль и тихо обсыпалось к его ногам. Когда отверстие расширилось до того размера, что он мог просунуть руку внутрь, Марионет отпер дверь.

Внутренность дома очень сильно отличалась от его викторианской скорлупки. Оглядевшись, Марионет понял, что попал на кухню. Кухня оказалась большой. В неярком свете луны, проникающем сквозь стекла окон, он увидел темные деревянные шкафы для посуды. Посередине стояла тяжелая кирпичная плита, служившая одновременно и столом, и местом для стряпни. В нее были встроены раковина и мусорное ведро.

Чувства Марионета были обострены, движения осторожны и быстры, как у дикого зверя. Он двинулся из кухни в богато убранную столовую, далее в гостевую комнату, одна только мебель которой могла бы избавить от бедности с полдюжины азиатских семей. Вскоре он обнаружил лестницу и стал подниматься по ней.

Оказавшись на втором этаже, он бесшумно прошел по коридору, держась подальше от окон — скорее инстинктивно, нежели сознательно. Он почти не дышал, чтобы избежать шума, который могли бы произвести его легкие. Остановившись перед нужной дверью, он наклонился и приложил ухо, прислушиваясь. В течение минуты оттуда не раздавалось ни звука. Потом он различил тяжелое дыхание спящего. Марионет положил руку на холодную бронзовую дверную ручку и тихонько повернул ее.