Дин Кунц - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Из места, где должен был находиться рот, ощетинившееся лицо внезапно плюнуло несколькими длинными и острыми осколками, просвистевшими со скоростью выпущенных из лука стрел мимо головы Расти. Они разбились о дальнюю стену в конце коридора.

Расти помчался к лестнице.

Рой над головой кружил, кружил, жужжал и шипел, и Карсон никак не могла отделаться от мысли, что все люди в этой комнате — всего лишь блюда на шведском столе. Густая туча серых блестящих наноживотных, нуждавшихся в топливе для строения, сейчас обдумывала варианты, сопоставляла имеющиеся материалы с желаемой целью. Предположение, будто у миллиардов этих мелких созданий был какой-то эквивалент вкусовых сосочков и кулинарных предпочтений, конечно, абсурдно. Однако данная колония по самой своей природе была настолько чуждой, что Карсон просто не представляла, как и почему эта штука решает действовать, зато могла проанализировать ее действия и попытаться предсказать следующий шаг, что было возможно лишь при использовании знакомых терминов, какими бы бесполезными они ни казались.

Теория о том, будто атаку спровоцирует движение, не оправдала себя.

Рой внезапно начал вращаться мерцающей спиральной туманностью, которая свивалась в быстро уплотняющуюся форму. Из центра субстанции сформировалось нечто вроде торнадо, ударило в одного из Всадников, парализованного ужасом, как и все остальные, а затем втянуло его целиком, словно желатинового, по воронке торнадо в кипящее над ней облако, не оставив ни ошметка плоти, ни обрывка одежды.

После того как девять коконов вспыхнули в старшей школе, Салли Йорк и новые Безумные Отморозки забрались обратно в «хаммер» и отправились на поиск очередных проблем.

Брюс Уокер, снова ехавший впереди, теперь был более вовлеченным, более живым , чем Салли видел его в последние полтора года, с тех пор как скончалась его Ренни. Что-то в Брюсе умерло вместе с ней, и это было понятно, поскольку их долгий брак являлся не просто привычкой, сложившейся за годы взаимовыгодных отношений, но и выражением истинной любви. Любовь рано или поздно испытывают все, кто открывает свое сердце, однако истинная любовь была редкой и драгоценной вещью, черт ее подери, сокровищем, требовавшим вмешательства судьбы: два сердца, которым судьба предначертала стать одним, должны были найти друг друга среди живущих в мире миллиардов. Истинная любовь, дарованная Богом, была Экскалибуром [671] Экскáлибур — легендарный меч короля Артура, которому часто приписываются мистические и волшебные свойства. эмоций, и коль ее узнаешь с первого взгляда, вытащишь этот благородный меч из камня, жизнь становится величайшим приключением, даже если всю ее провести в одном маленьком городке.

Салли знал любовь, но не истинную. Последняя не определялась готовностью умереть за того, кого любишь. Это была лишь часть истинной любви, малая часть. Черт, да он был готов умереть за женщин, которых любил, за женщин, которых не любил, и даже за нескольких жутких, крайне не нравившихся ему, именно поэтому он и оказался с одним глазом, одним ухом и одной рукой. Истинная любовь означала желание жить ради женщины, ставшей второй половиной твоего сердца, работать до седьмого пота в случае необходимости, знать ее мысли как свои собственные, любить ее так, как любишь себя, дорожить ею больше всего на свете до конца твоих дней. Вот в чем заключалась истинно мужественная и восхитительная жизнь, с которой не сравнятся и десять тысяч экспедиций на десять тысяч Амазонок!

Салли посмотрел через зеркало заднего вида на Грейс Ахерн, сидящую за ним с юным смелым Тревисом.

— Что это? — спросил Брюс.

Салли, бросив взгляд на писателя, вначале подумал, что вопрос касается его вполне невинного влечения к Грейс. Но Брюс подался вперед, прищурив глаза и глядя куда-то за работающие дворники, сквозь падающий снег.

Перед ними, на улице, стояли мужчина и женщина, в одном ряду, но в шести футах друг от друга, блокируя обе полосы. Они были одеты не по погоде, она — в простом черном коктейльном платье, он — в смокинге. Обоих окутывала аура театральности, словно улица представляла собой сцену, на которой они собирались ставить потрясающее представление, где он был бы иллюзионистом, а она — его помощницей, готовой рассы́паться стаей голубей. Салли затормозил и остановился менее чем в двадцати футах от них, он видел, что они такое, даже в жестком свете фар: невероятно красивые люди, красивее кинозвезд.

Грейс с заднего сиденья промолвила:

— Те же самые. Они как те двое с кухни «Мериуитер Льюис», те, что сказали «Я ваш Строитель», а потом уничтожили всех и свили коконы.

— Нам не нужен этот бой, — заявил Брюс.

Салли включил заднюю скорость, проверил зеркало заднего вида, и, черт побери, на улице за ними оказалась точно такая же парочка. Четверо Строителей, по одному на каждого из сидящих в «хаммере».

Безлюдно и пусто. Безлюдно и пусто. И тьма над глубинами. Так это было, так это будет снова.

Дух двигался над поверхностью глубин, освещенный искусственным светом. Солнце не отвечало на запросы Виктора Безупречного, а потому солнечный свет остался в мире. Но после Коммуны не выживет никто из тех, кто мог бы его видеть, не будет кожи, способной ощутить тепло.

Вознесенный оранжевой капсулой и кислотно-желтой таблеткой на новые высоты мощи и чистоты разума, Виктор шагает, чтобы думать, и размышляет о разрушении мира.

Безупречный провидец, он заглядывает вперед, в то время, когда уже ничто не летает, ничто не шагает, ничто не ползет, не скользит и не плавает, в тот период, когда почти ничто не растет, а то, что растет, — погибает, во время пустых небес, безжизненных земель, мертвых морей.

В приподнятом настроении он подходит к комнате, где состоялась бы весьма интересная встреча с Финансистом, если бы этот дурак не перепутал одну небольшую накладку с катастрофой. Здесь, оставив телохранителей в другом помещении, они бы встретились только вдвоем — поначалу, — чтобы просмотреть график захвата за пределами Рейнбоу-Фоллс и обсудить дополнительно вопросы оборудования, материалов и фондов, которые понадобятся в ближайшие месяцы.

В комнату можно было попасть через маленький вестибюль с двумя пневматическими дверями, которые с шипением одна за другой втягивались в стены. Комната была круглой, тридцать футов в диаметре, с куполом. Толстые бетонные стены и купол потолка покрывала звуконепроницаемая обшивка, многослойная, как тесто, поверх нее располагалась войлочная ткань с тысячами шестидюймовых конусов.

В дни холодной войны паранойя являлась необходимым ингредиентом выживания; и даже в этом глубоком бункере, защищенном от ядерного взрыва, укомплектованном самыми надежными патриотами, архитекторы не могли не устроить комнату, из которой ни единого слова не просачивалось ни в коридор, ни в прилегающее пространство и где можно было выстрелить из дробовика, не привлекая к себе внимания. Здесь крики звучали как шепот, но даже шепот был четким, словно крик.