Лайон де Камп - Межпланетные туры

— Тебе следовало бы вырасти в полинезийской семье. Там собрана такая бездна всякого народу, что на личностях никто не концентрируется, и мы и слыхом не слыхивали об этих ваших несчастных комплексах.

Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, Тангалоа сложил рубашки, чтобы они влезли в чемодан, и принялся раскладывать по соответствующим отсекам специальные материалы и снаряжение. Первым делом на месте оказались лекарства и медицинские препараты, в том числе предназначенные на все случаи жизни капсулы лонговита, без которых ни один человек не мог рассчитывать на как минимум двухсотлетнюю прибавку к своему зрелому возрасту.

За ними последовали шесть одномиллиметровых камер «Хаяши», каждая из которых была упрятана в массивный разукрашенный перстень, надежно ее маскировавший, а также пара ювелирных луп и тонюсенькие отвертки для открывания камер и замены пленки.

Потом — два блокнота Кенига и Даса с титан-иридиевыми страничками, увеличительное стекло для просмотра записей и складной пантограф, служащий для уменьшения букв, начертанных рукой пишущего, до почти микроскопических размеров. Делая записи крошечными буковками и используя диграфический алфавит Эвинга, опытный человек вроде Тангалоа ухитрялся вместить на одну сторону странички размерами шесть на десять сантиметров около двух тысяч слов. Барнвельт поинтересовался:

— А что, служба безопасности перевозок на Кришне действительно позволит нам вынести эти камеры из резервации?

— Да. Если впрямую руководствоваться Положением № 368, это нельзя, но на «Хаяши» они смотрят сквозь пальцы, поскольку кришняне их попросту не замечают. К тому же в каждую встроен аварийный деструктор, и при любой попытке разобрать камеру она разлетается на кусочки. Вот эту катушку с микрофильмом брось к себе в сумку.

— А что это такое?

— Элементарный курс гозаштандоу. В пути можешь заняться, вот звуковое сопровождение, — он вручил Барнвельту диск сантиметра в два толщиной и шести в диаметре. — На кораблях есть проигрыватели. Выше нос, чувак!

Проводить Тангалоа в нью-йоркском аэропорту явились аж сразу четыре дамы: его очередная супруга, две бывшие и потрясная подружка. Тот поприветствовал их в своей обычной разухабистой манере, шумно всех перецеловал и небрежно потопал к автобусу.

Барнвельт, тоже распрощавшись с прекрасным квартетом, последовал за Тангалоа, испытывая к счастливчику вполне обоснованную зависть. Выглянув из окна автобуса, чтобы напоследок помахать девушкам, он вдруг заметил крошечную седовласую фигурку, которая, решительно распихивая толпу, пробиралась вперед.

— О боже! — выдохнул он, торопливо отворачиваясь от окна.

— Что стряслось, приятель? — встрепенулся Тангалоа. — Ты даже побледнел!

— Моя мать!

— Где? А, вон та, маленькая такая? На вид так не очень страшная.

— Ты ее просто не знаешь. Этот болван водитель собирается ехать?

— Не психуй. Ворота закрыты, сюда она не пролезет.

Барнвельт съежился на сиденье. Наконец автобус пришел в движение, и меньше чем через минуту они уже подкатили к кораблю. Трап — высокая и крутая лестница на колесиках — уже стоял на месте. Барнвельт поспешно взлетел наверх. Тангалоа, хрипло сопя и бурча что-то насчет эскалаторов, тяжко втащился следом.

— Надо было тот тортик еще и сиропчиком полить, — заметил ему Дирк.

Теперь, когда из-за расстояния и сгустившихся сумерек он уже не мог различить лица в толпе у ворот, он снова начал чувствовать себя человеком.

Забравшись внутрь фюзеляжа, они спустились к своим креслам, повернутым так, чтобы можно было сидеть прямо, хотя корабль при этом стоял на поле космопорта на хвосте.

Барнвельт заметил:

— А ты довольно спокойно расстался со всеми своими женщинами.

Тангалоа пожал плечами:

— Да если приспичит, в минуту другая будет!

— Когда в следующий раз будешь списывать очередной набор эдаких красоток, не забудь хоть одну мне оставить.

— Если они не будут против — за чем дело стало? Полагаю, ты предпочитаешь бледную, или — как вы тут на Западе выражаетесь — белую расу?

Служащий авиакомпании, обходя круг за кругом и компостируя билеты, спускался вниз по фюзеляжу. При этом он выкликал:

— Имеется ли на борту пассажир по имени Дик Барнвелл?

— Наверное, это я, — встрепенулся Барнвельт. — Дирк Барнвельт.

— Ага. Ваша мать только что вызывала нас по радио с башни управления полетами, просила вас высадить. Вам нужно поставить нас в известность прямо сейчас, пока трап не убрали.

Барнвельт сделал глубокий вздох. Сердце его гулко застучало. Он поймал на себе насмешливый взгляд Тангалоа.

— Скажите ей, — проквакал он, — что я остаюсь!

— Вот и славненько! — гаркнул Тангалоа. Служащий полез обратно наверх.

А потом в ураганном реве реактивных двигателей потонули все остальные звуки, и поле космопорта провалилось вниз. Показался Нью-Йорк, подмигивающий миллионами огоньков, а потом и весь Лонг-Айленд целиком. На западе над горизонтом вновь поднялось солнце, которое село полчаса тому назад. Высоко над головами пассажиров за поворотом коридора с лязгом распахнулась дверь воздушного шлюза. Понатыканные по всей «Амазонке» репродукторы заунывно затянули: «Todos passageiros fora — пассажиров приглашаем на выход — todos passageiros..»

Дирк Барнвельт, стоя рядом с Джорджем Тангалоа в очереди ожидающих высадки пассажиров, машинально продвигался вперед, держась вплотную к человеку, что стоял впереди. Сквозь невидимую открытую дверь в носу корабля доносилось дыхание незнакомого воздуха: влажного, теплого и насыщенного растительными ароматами. Он так отличался от воздуха в космическом корабле, с его запашками озона, машинного масла и немытых человеческих тел. Тут и там вспыхивали огоньки зажигалок — пассажиры торопливо закуривали первые после Нептуна сигареты.

Очередь начала ощутимо продвигаться вперед. Когда они приблизились к шлюзу, Барнвельт услышал посвистывание порывистого ветра и перекрывающий шарканье подошв плеск дождя. Наконец их взорам предстал внешний мир жемчужно-серый прямоугольник на фоне более темных переборок.

Барнвельт пробормотал:

— Я чувствую себя просто как мумия, которая вылезла из саркофага. Никогда не думал, что космическое путешествие — это такая морока.

Подойдя к шлюзу ближе, он увидел, что серая пелена представляет собой брюхо дождевой тучи, проплывающей мимо. Ветер вовсю хлопал тентом, натянутым над трапом, и с боков на него то и дело задувало капли дождя.

Когда Барнвельт, дождавшись своей очереди, перешагнул через порог шлюза, то услышал внизу шлепанье тяжелых сумок и чемоданов, подаваемых ворчащими грузчиками через служебный шлюз под трапом на желоб, и шуршание, с которым те съезжали вниз. Бросив взгляд через поручень, он даже вздрогнул: до земли было далековато.