Алексей Макаров - Ангелами не рождаются. Книга 1 [litres]

– Могу ли я быть спокоен за их судьбы? – спросил Каратос, приготовившись услышать любой ответ.

– В какой-то степени… – неопределенно выразилась Утро. – Но вам придется помогать и этой цивилизации, и следующим, и даже воздействовать на природные явления.

– А увижу ли я снова своих сыновей и жену? – задержав дыхание, Каратос почувствовал гулкие удары сердца.

– Даже правнуков, – сказала Утро и сразу же уточнила: – Но они вас не увидят.

– Жаль… – угрюмо протянул Каратос. – А с природой мне что делать? Дожди вызвать и бури останавливать?

– Исключительно во спасение Человечества, – заверила Утро. – Потерпите, вы все скоро узнаете…

– Хватит ли у вас терпения все мне объяснить?

– С терпением порядок, – улыбнулась девочка. – Оно просто ангельское. Поэтому прошу вас присесть, а то вдруг упадете с высоты своего роста от того, что предстоит услышать…

– Не упадет, – сказал кто-то позади Каратоса. – Он не из тех, кто падает.

Голос принадлежал белокурому мальчику в свободном одеянии апельсинового цвета. Как и Утро, мальчик появился из облачка. Он обладал и похожей внешностью: зеленые глаза, вытянутое бледное лицо, белые губы. Но от девочки его отличали… четыре крыла за спиной.

«У тэоров всего два, – удивленно подумал Каратос. – Кто же он?»

– Привет, мой светлый День, – сказала мальчику Утро и перевела взгляд на Каратоса: – Не удивляйтесь, у меня такие же перемещатели, просто забыла похвастаться…

– Привет, моя лучезарная сестричка! – широко улыбнулся мальчик и повторил: – Он не упадет, но выслушать нас придется. Теперь на нем вся Терра.

Она старалась вывести из горящего госпиталя как можно больше больных. Задыхалась в едком дыму и глупо надеялась, что перекрытия выдержат попадание очередной бомбы. Это был ее третий заход. Сначала она организовала шестерых, способных хоть как-то передвигаться, потом нашла еще нескольких, чтобы помогли успеть до нового удара. Были и другие, как она, но куда-то исчезли, и Адели осталась наедине с уцелевшими и лишь частично мобильными людьми. Располагай госпиталь нормальными антисептиками, многие больные выбрались бы сейчас на своих двоих. Но как без эффективных препаратов исключить быстрый некроз тканей, остановить инфекцию, из-за развития которой в грязи окопов почти любое ранение приводит к ампутации?

Все произошло внезапно. А как еще может быть на войне? Бомбардировок никто не объявляет… Но зачем, в здравом уме, бомбить медицинские учреждения? Понятия чести и разума в военных умах уже не присутствуют? Или надо без разбора и до основания разрушить все, снова искалечить калек, не оставив от них даже воспоминаний среди тлеющих руин?

А ведь еще с утра ничего не предвещало налета на тыловой объект. Милое солнышко подняло настроение и вселило небольшую надежду на благополучный исход противостояния в многоруком и многоликом вареве внутри адского котла.

Солнце вселило и в Адели надежду на возвращение с Западного фронта любимого Рина, бравого и красивого капитана. Нежного ангела-хранителя, а по совместительству – мужа и надежного друга. Как же она ждет этой встречи! И когда Рин вернется, то крепко прижмет ее к себе и обязательно скажет: «Я страшно соскучился, моя синеглазая кудряшка! Так бы всю и съел…» И они пройдутся по родному Марселю. Обязательно посидят в открытом кафе мадам Берзэ, наведаются к булочнику Фабрису, перекинутся с ним парой слов, купят хлеб, еще дышащий, которым, прогулявшись по набережной Старого порта, накормят разомлевших от тепла уток и, обнявшись, будут долго стоять у самой воды, провожая взглядами многочисленные яхты и катерки. А после, оставив воде свои отражения, вернутся домой, в теплую постель. Опять мечты. В разбитом зеркале войны.

Муж Адели – кадровый офицер. Где-то на передовой он поддерживал железобетонную мощь Антанты, интересы Франции, задумавшей на волне реваншизма вернуть потерянные во Франко-прусской войне территории, встречая штыком черствых, экспансивных представителей молодого германского рейха, помешанных вместе со своим кайзером на величии нации. Адели понимала – каждая такая «встреча» могла оказаться для мужа роковой…

Адели Гиро была обычной медсестрой, ценила чистоту и домашний уют, стихи раннего Бодлера и вышивку бисером. Сейчас она честно пыталась выполнить свой долг: увести подальше израненных мальчишек, не видевших жизни и, возможно, не целовавших ни одной девушки… Почему они должны платить жизнями за чье-то донельзя раздутое эго, не иметь шанса на уникальное развитие и применение дремлющих талантов? Обожженные, потерявшие руки и ноги, зрение и слух, почти сломанные пережитым в боях. Но не сдаются, имея простое желание – еще немного пожить, вдохнуть полной грудью, но не запах пороха, гари и пота… Человеку на самом деле для счастья многого не надо. Достаточно чистого неба и свежего воздуха. Но как же поздно это осознаешь…

Что же не давало Адели сдаться самой, позволяя ежедневно выживать, приняв все ужасы войны трезво и без лишних сомнений?

Любовь – живущая где-то слева, в упрямо пытающемся огрубеть сердце, продолжающая гореть неугасимой свечой, согревая одинокими вечерами…

Когда они шли (бежать на костылях с пробитыми или отсутствующими ногами не получалось) по длинному задымленному коридору, Адели задержала взгляд на стене, за которой раньше находилась соседняя палата… Части стены и палаты теперь не было, за обломками вился оранжево-черный дым, приоткрывая вдали неровные очертания костела. Но на молитвы времени не оставалось, и, признаться, она не была уверена, что будет услышана…

Они свернули вправо, с трудом спустились по чудом уцелевшей лестнице, вышли на улицу, где все тоже пылало и плавилось. Поставить бы сейчас рядом тех, кто идеализирует войны, наслаждается каждым моментом кровавых событий, обожествляет огонь, пожирающий жизни в чреве безразмерной человеческой мясорубки. И спросить: «Сколько еще смертей насытят ваше воспаленное воображение? Когда наступит предел?» Может, и их пробьет, и они ответят хоть что-нибудь вразумительное? Всегда хочется надеяться на понимание. Хотя бы минимальное…

Словно из ниоткуда появились молоденькие санитары, подхватили больных под руки, и повели в сторону. Она кричала санитарам, что на третьем этаже еще есть те, кому требуется помощь, но ее не слышали и как будто грезили единственной мечтой – поскорей отсюда убраться. Получается, что для некоторых главная медицинская клятва – пустой звук? Не для того Адели столько лет училась, воспитывая в себе гуманные принципы, чтобы сейчас бежать и где-нибудь отсиживаться… И будет ли в найденном укрытии абсолютно безопасно?