Алексей Макаров - Ангелами не рождаются. Книга 1 [litres]

Танцуя, они разговорились. Он, жаждущий приключений лейтенант, только окончил военное училище и рассказывал о забавных случаях во время учебы, она рассказала о сестринской работе. Он посвящал ей стихи, а она скромно переводила тему, рассуждая, насколько продвинулась медицина в оперативной помощи раненым бойцам. Потом он предложил проводить ее до дома, и она неожиданно быстро согласилась. По дороге он рассказывал о Морисе Равеле и музыкальном импрессионизме, хвалился, что способен станцевать канкан не хуже девиц из «Красной мельницы». Она не пыталась его остановить и смеялась, а у Равеля выделила пьесы для фортепиано – «Моя Матушка Гусыня». Сказала, что они незаметно уносят слушателя в добрую и светлую сказку, в так быстро ушедшее детство. Он назначил ей свидание и снова получил согласие. Их отношения развивались, как у всех нормальных влюбленных: цветы и театры, кафе и прогулки под марсельской луной, дни ожиданий встреч и горячие ночи. Утром он не хотел выбираться из теплой постели, а Адели уверяла, что никуда бы его не отпустила, будь чуть больше свободного времени и чуть меньше операций, при которых она должна ассистировать.

Через месяц он подарил ей кольцо с бриллиантом и сделал предложение. Она таинственно улыбнулась, сказала, что подумает, и… уже через минуту крепко прижалась к его груди, сказав, что подумала и согласна.

Свадьба была скромной, с ближним кругом родственником и друзей, но долго наслаждаться семейной жизнью не получилось – началась война, разбросавшая их по разным городам.

Чертова война!

С наступлением сумерек в окоп внезапно запрыгнули незваные гости – вооруженная до зубов штурмовая группа. И сразу – колоть, резать, рубить! В узком пространстве окопа со штыком на винтовке не развернешься, а с его укороченной версией – окопным ножом или заточенной саперной лопаткой – сражаться очень удобно (можно от ключицы до середины груди «развалить»).

В завязавшейся схватке пришлось столкнуться с особенно жестоким штурмовиком. На лице его, испачканном в земле и пыли и перекошенном от ненависти, пылали бешеные глаза. В сторону штурмовика пару раз выкрикнули: «Лампрехт!» – и затем грубо подбадривали: «Коли лягушатников, Лампрехт! Убей всех!»

Виртуозно владея техникой ножевого боя, Лампрехт ранил троих, затем еще нескольких. В быстрых руках штурмовика «полуштык» почти не был заметен. Взгляд слишком поздно выхватывал нервные блики жаждущего крови металла. Бойцы хрипели, держась за пробитое горло, пытаясь зажать раны, но алые струи били между слабеющими пальцами горячими фонтанчиками. Фредерик Дюруа оказался одним из тех несчастных.

«Не гулять тебе на свадьбе дочери, Дюруа», – вздохнул Рин, несколько раз выстрелив из револьвера по «мяснику». Сзади вдруг навалились, пытаясь придушить, и Рин промахнулся. С трудом сбросив опасный груз, Рин дважды выстрелил вниз и услышал тяжелый стон. Нажав на спусковой крючок снова, капитан понял, что патроны кончились. Но кто бы дал ему время на перезарядку? Заметив проявленный к себе «интерес», Лампрехт отвлекся от расправы над очередным бойцом и бросился на капитана. Отшвырнув бесполезное оружие, Рин выхватил стилет, но в попытке остановить подобного молнии боша едва не остался с перерезанным горлом… Каким-то чудом отпрянув от острого лезвия, Рин сделал короткий выпад, но Лапмпрехт легко ушел в сторону и резанул капитана по плечу. Взбесившийся адреналин не дал почувствовать боль. Лампрехт снова оказался в опасной близости, и его следующий удар мог стать последним. Однако выжившие бойцы стали остервенело палить по штурмовикам. Особенно отличился сержант де Вилль, потерявший при нападении каску. Бровь сержанта была разрублена, нос сломан, а левый глаз заплыл.

Словно мартовский кот, удирающий от взбесившихся сородичей по крышам, Ламперхт выпрыгнул из окопа и скрылся в ночи. Запоздавшие выстрелы бесцельно ушли в темноту. Немного придя в себя, оставшиеся в живых бойцы перевязали раненых и закурили. Сил на то, чтобы оттащить убитых в сторону и накрыть чем-нибудь, не осталось.

Смяв тлеющую папиросу подрагивающими пальцами, Рин снова прокручивал в голове скоротечный бой. Капитан понимал, что лишь на короткое время отсрочил смерть для нескольких молодых ребят. Самому Рину, по странной случайности, везло: ни одного серьезного ранения. «Как заговоренный! – поражался он всякий раз. – Может, это Адели, добрая душа, за меня молится?»

Пряжки бошей украшала надпись: «Gott mit uns». Рин уже сомневался, есть ли сейчас с ними Бог, и даже подумал, что он решил отсидеться в стенах собора Парижской Богоматери, совсем недалеко отсюда. Еще несколько дней назад собор вместе с городом хотели сдать врагу и продолжить бой за Сеной. Не вмешайся смертельно больной генерал Галлиени, не обеспечь он свежими силами фронт, так бы и случилось…

Светало. Боши вытянулись в серо-голубую цепочку и снова шли к окопам. На шлемах с острыми навершиями уже виднелись зеленые номера.

Поправив мундир и пригладив усы, Рин поднял револьвер. В этот момент заговорили вражеские орудия.

В экстремальных ситуациях субъективное время меняет ритм своего течения. Видя летящий навстречу снаряд, Рин не понимал, почему тот вдруг замедлился. Рассмотрев со всех сторон веретенообразный объект, капитан захотел отойти в сторону, но остался на месте, словно загипнотизированный железной болванкой…

Бабахнуло сильно. Рин не успел ничего почувствовать и даже удивиться, когда увидел себя под собой… Хотя от «себя» остались лишь фрагменты изорванного снарядом мундира, почему-то не запятнанного кровью и внутренностями. Как будто из него сначала вынули тело, и только потом подставили под снаряд. Рину это показалось странным, ведь лежащее рядом тело Анри Жаспара никуда не исчезло: наполовину засыпано землей, голова неестественно вывернута, и все еще открыты глаза…

«Прощай, Анри…» – вздохнул Рин, заметив новую странность: от тела Жаспара отделился крошечный «светлячок», задержался на миг перед капитаном, будто прощался, и полетел в небеса. Рин заметил и других «светлячков», вылетающих из окопов и воспаряющих ярким роем к свинцовым тучам…

В миг собственной смерти капитан Рин Гиро не мог знать, что в Марнском сражении французы с союзниками-англичанами победят, потеряв четверть миллиона солдат и не имея никаких сил двигаться дальше. И точно не предполагал, что для него эта битва не главная, а там, куда он вскоре попадет, тоже испытывают боль – физическую и душевную. Боль эта ледяным огнем разлилась по обновленному телу, когда, вернувшись на Землю, Рин узнал о гибели любимой. Ему хотелось взлететь под облака и упасть оттуда Икаром. Рин не понимал, кому мешают медики? Они же спасают людей…