Василий Криптонов - Турнир [СИ]

Удар гонга заставил всех замолчать и перевести взгляды на клетку. Там начиналась форменная комедия. Борец в красном ифу был натуральным бугаём. Да, безусловно, у него была широкая кость, и мускулатурой его боженька не обидел, но и жира на этой туше тоже хватало. Вряд ли можно было так отожраться на казённых харчах, но, как я хорошо знал, в школах существовали возможности раздобыть кое-чего сверх привычного рациона. И, видимо, не только в Цюане на это посматривали сквозь пальцы.

Паренёк, вышедший против него, снял ифу, как и Вэньхуа — борцы начали соображать, что к чему. Паренёк был тощим, как спичка, и, судя по лицу, вообще не мог себе представить, как поступать в такой ситуации. Давид и Голиаф, блин…

Голиаф грузно затопал на Давида. Давид отпрыгнул в сторону и на пробу ткнул кулаком в плечо. Оценил инерцию и отпрыгнул ещё дальше. Растерянности на лице меньше не стало.

Голиаф изо всех сил пытался навязать бой. Давид, как мог, ускользал, то и дело нанося быстрые и бессмысленные удары. Зал начал подавать признаки нетерпения. «Забей, парень! — думал я, следя за передвижениями Давида. — Тебя вообще не должно волновать, как это выглядит со стороны. Тяни время, лови момент!».

Но Давид, к сожалению, оказался зависим от мнения толпы. Он ощутимо занервничал и нанёс быстрый удар ногой в прыжке. Хороший удар, и можно было ожидать, что он пройдёт отлично. Собственно, если уж бить такого здоровяка, так действительно в прыжке, чтобы он это хотя бы почувствовал. Только вот Голиаф внезапно оказался тоже не лыком шит.

Он технично и быстро захватил ногу Давида, и парень полетел спиной на пол.

— Хана макаке, — прокомментировал кто-то из наших.

— Не-а, — сказал я.

Развернуть мысль не успел. Давид уже вскочил, глаза его широко раскрылись, волосы стояли дыбом. Насколько я помнил, уж бог его знает, откуда, электричество воздействует на разных людей по-разному. Всё упирается в то, сколько в человеке жидкости. Чем больше, тем хуже. Сухощавый «Давид» пришёлся электричеству не по вкусу. Зато взбодрился.

На Голиафа посыпались удары. Тот, не ожидавший такого поворота, на миг растерялся, попятился. Этого мига хватило, чтобы наткнуться спиной на решётку. Голиаф заорал, задёргался и отшатнулся вперёд. Давид выполнил молниеносную «вертушку», и голова Голиафа мотнулась в сторону. Он опять прислонился к решётке, и на этот раз завизжал. Голова тряслась, как у припадочного. Но стоило Голиафу отлепиться от решётки, как Давид нанёс ему недостойный удар ногой в пах.

Зал опять начал издавать звуки неодобрения, к ним присоединились борцы. Я же мысленно аплодировал. Так держать, парень. Правила, приличия — они имеют смысл до тех пор, пока речь идёт о спорте. Но как только тебя закрывают в клетку, подводят к ней электричество и заявляют, что проигравший умрёт, спорт заканчивается. Начинается жизнь по законам диких джунглей, где прав тот, кто выжил.

Голиаф согнулся. Задницей ткнулся в решётку. Парню будто пинка отвесили, он неуклюже пробежал до середины ринга, и Давид «помог» ему подсечкой. Здоровяк ничком рухнул на пол.

«Десять, — считал я про себя, — девять, восемь, семь…»

На счёте «три» Голиаф затих, тело его продолжало рефлекторно дёргаться, глаза закатились, из уголка рта пошла пена. На счёте «один» дёргаться он перестал.

— Несправедливо, — сказал Бохай, качая головой. — Если клан хочет отобрать себе лучших бойцов, то так они ничего не добьются.

— Почему? — спросил я, глядя, как работники с носилками заходят в клетку. — Мелкий хорош.

Говоря «мелкий», я немного кривил душой. За меня говорил тот человек, которым я был когда-то. Теперь же, физически, я сам был «мелким». Не намного лучше «Давида».

— Есть такое понятие — весовая категория, — пояснил Бохай. — На прежних турнирах с этим считались. А на этом нас даже не взвесили. И что в итоге? Этот парень мог бы стать отличным бойцом клана…

— Значит, не мог, — перебил я. — На улице обычно не спрашивают, сколько ты весишь.

— На улице такой сопляк на него не то что кинуться — посмотреть бы испугался, — возразил Бохай. — И на улице нет решёток под напряжением.

В чём-то он был прав, в чём-то — можно было бы спорить. Разделение на лёгкий, средний, тяжёлый и сверхтяжёлый вес, конечно, не от балды выдумали. Обычно подразумевалось, что тяжеловес может вообще убить лёгкого соперника, даже особо не стараясь. Но решётка добавила новых условий в задачку, и оказалось, что она даёт тощим неожиданное преимущество.

Пожалуй, о «справедливости» тут говорить было бы глупо. Это была мясорубка, которой лишь попытались придать некий цивилизованный вид.

«Голиаф» был жив, просто потерял сознание. Двое работников, пыхтя от натуги, утащили его прочь. Интересно, окажут ли бедолаге медицинскую помощь? Или просто швырнут в вагон, который сразу после турнира поедет на серебряные рудники…

Бои шли один за другим. Шло время. Я попытался прикинуть, который час, и получилось, что уже давно перевалило за привычный час отбоя. Дурацкое состояние. С одной стороны — лёг бы и уснул, а с другой — все нервы напряжены до предела, ведь каждый раз могут вызвать меня!

Но меня не вызывали. Цюань, отличившийся самым первым, вообще словно бы выпал из колоды судьбы, которую тасовал господин Нианзу. Ксиан, Анбао, Бинг, Йанг, Шенгли — эти названия звучали постоянно, Цюань — нет.

Шенгли сливались со страшной силой. Их выносили в первую же минуту, зачастую — в первые же десять секунд. И эти «борцы» сегодня утром ещё пытались нас задирать? Идиотизм чистой воды, я бы с такой подготовкой постеснялся в магазин за хлебом выйти.

В какой-то момент мне показалось, что Нианзу начал считать до десяти быстрее. Может, из соображений гуманизма (как бы смешно это ни звучало), а может, потому что мероприятие затягивалось, и он пытался таким образом ускорить финал. Погибших стало меньше, в основном выносили потерявших сознание, а некоторые даже умудрялись уползать сами.

Наконец, зазвучали наши имена. И снова двойственное чувство. Половина сознания вопит: «Нет!», а другая половина, чуть ли не громче: «Ну наконец-то всё закончится!».

Я старался напутствовать каждого. Даже Бохая, который ста?тью и невозмутимостью напоминал скалу. Я вдруг осознал, что для меня стало чертовски важным, чтобы эти зверята возвращались живыми. Почему? Не знаю. И сейчас не было ни времени, ни сил об этом рассуждать.

Первым из наших, после Вэньхуа, вышел Джиан. Он ни разу не коснулся решётки, расправился со своим соперником из школы Йанг, как с пустым местом. Два раза мощным ударом кулака посылал того лежать на полу. И удар гонга сделал Джиана победителем.

Цюань, Цюань, Цюань… Борцы выходили усталыми, злыми, измотанными многочасовым страхом. Они кидались друг на друга, как дикие звери, стремясь закончить всё как можно скорее. И многих это подводило…