Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

Евгения еще раз крутанула штурвал, да так, что Вассермана едва не выбросило из кресла. Ремни, намертво прижимающие его к сиденью, протестующе скрипнули, и он хотел было высказать горе-водителю все, что о ней думает, но, как оказалось, они уже прибыли. Надо же, а он, погруженный в раздумья и печали, даже не заметил этого. Камова вновь развернула машину, на этот раз крайне аккуратно и плавно, уверенно подвела ее к стоянке и вдруг крутанула штурвал. Р-раз! Профессор не успел даже охренеть от такой наглости, а Ламборджини, развернувшись на сто восемьдесят градусов, аккуратно, с точностью до миллиметра встала на свое законное место. Приехали!

Вассерман набрал в легкие воздуха, чтобы объяснить спутнице, что она за водитель, но, увидев прямо перед носом счастливую физиономию, едва не подавился словами. Похоже, Камовой всю жизнь хотелось так вот полетать за рулем шикарной машины. Ну и пусть ее, не стоит портить девчонке праздник. Ремни с шелестом уползли в гнезда, освободив бренное профессорское тело от своих ненавязчивых, но крепких объятий, и Вассерман, кряхтя, начал выбираться наружу.

– Ничего не забыла? – наверное, в сотый раз за этот день спросил он через несколько минут, когда они шли к дому по аккуратной, чисто выметенной дорожке. Евгения лишь мотнула головой – то ли все еще переживала радость полета, то ли ей просто было немного не по себе. – Ну, ладно. Только смотри у меня!..

– Да не переживай, сыграем как надо.

– Посмотрим, – Вассерман поднялся на крыльцо, мимоходом привычным движением погладив рукой обвивающие вычурные декоративные перила стебли какого-то декоративного плюща. Мать обожала заниматься ерундой вроде ненужного украшательства – похоже, ей банально нечем было заняться. Толкнул дверь – все правильно, заперта. В своем доме Вассерман периодически забывал это делать. К тому же у него частенько гостили товарищи по университету, сослуживцы… Да тот же Александров периодически заглядывал на огонек. Здесь же гости только нужные и ценные, а дверь положено закрывать. Может, и правильно… Впрочем, дверь узнала гостя – замок, считав отпечаток радужки глаза, одобрительно пискнул и со звонким щелчком снял блокировку. Дверь тут же открылась, мягко и почти беззвучно. Вассерман чуть посторонился и подтолкнул в спину замершую в легком ступоре спутницу.

– Ну, заходи, давай.

Евгения шагнула внутрь, с интересом озираясь, хотя смотреть было, в принципе, не на что. Дом как дом, обычный, без особых украшательств. Довольно большой, но и только. Впрочем, это была только прихожая. Вассерман жестом остановил девушку:

– Погоди здесь. Я тебя позову.

С этими словами он зашел в огромный квадратный коридор. Огляделся… Ничего не изменилось. Впрочем, а чего он хотел? С момента его последнего визита времени прошло всего ничего. Просто мандраж менял восприятие.

– Ясик! – Мать, вышедшая на звук шагов, выглядела удивленной и, похоже, в самом деле не ожидала визита любимого сына. – Чего ж ты не позвонил?

– Что, я к любимой матери уже просто так заехать не могу? – рассмеялся профессор, заключая ее в свои медвежьи объятия. Каковы бы ни были разногласия в семье, мать он любил по-настоящему.

– Ну почему, ты очень удачно. Как раз и Хая здесь, и Сара, и Изя приехал…

– Он от тебя и не уезжает почти, – улыбнулся Вассерман. И брата, и сестер он не видел уже давно, успел соскучиться, хотя, так уж получилось, компании у них всю жизнь были разные. Не в последнюю очередь из-за имен – своего первенца называл отец, ни с кем не посоветовавшись, и мать долго потом бранила его за это. Всеми остальными детьми занималась она, лично, не доверяя столь ответственное занятие мужу-нигилисту, у которого еврейской оставалась только фамилия. Нельзя сказать, что мать была ортодоксальной представительницей своего народа, но кое-какие правила ей вбили в голову с детства и наглухо.

– Как, все учит да учится?

– Тебе бы стоило побольше интересоваться делами семьи, – пожурила мать блудного сына. – Он, наверное, скоро защитит диссертацию. Во всяком случае, руководитель отзывался о нем очень благожелательно.

– Он о нем уже лет десять благожелательно высказывается, а воз и ныне там, – недовольно покрутил головой Ярослав. – Работать надо, а не дурака валять.

– Вы с отцом одинаковые, только и можете, что шпынять мальчика, – тут же заступилась за своего любимчика мать, но тут ее прервали.

– Яська! – В коридор влетели обе сестры, Хая опять на сносях, как мимоходом отметил профессор. Впрочем, это не помешало ей тут же повиснуть на шее старшего брата, которого она не видела уже, почитай, с полгода. – Яська!

Сара облапила его с другой стороны и тут же, на правах младшей, шутливо куснула за мочку уха. Никак не избавится от привычки… А вот брат не торопился, появившись с заметным запозданием. Впрочем, ничего удивительного. Особо теплых чувств у него с Ярославом не наблюдалось. Так, взаимная вежливость. Тому виной и тумаки, которые в детстве младший периодически отлавливал от старшего, и девять лет разницы в возрасте, и откровенное пренебрежение, которое Ярослав испытывал и не скрывал по отношению к выбранной Израилем стезе филолога и его в ней успехов. Впрочем, младшенький, чистой воды гуманитарий и пацифист, тоже не слишком жаловал математика и офицера. Так что сухое, хоть и крепкое рукопожатие – и на том обмен любезностями закончился.

– И все-таки надо было предупредить, – мать по-прежнему выглядела чуточку недовольной. – Отец опять в отъезде…

– Да ладно тебе, мам, я отца и так регулярно вижу, – рассмеялся Ярослав. В самом деле, отец его был геологом, не из самых известных и знаменитых, но все же. И работал он сейчас на Геркулесе, естественном спутнике Урала. Правда, больше из любви к искусству – серьезных денег на Геркулесе сейчас было не заработать, а отправляться на астероиды здоровье не позволяло. Однако Вассерман-старший не унывал и на судьбу не жаловался, что для еврея, в общем-то, нетипично. Но отец, как и непутевый профессор-офицер, любил космос. Так что с сыном, днюющим и ночующим на своем дредноуте, они пересекались частенько.

– А ее больше не отец интересует, – хихикнула Сара. – Она хотела, как ты приедешь, тетю Цилю пригласить. А то она к нам уже две недели как не приходит.

– Вот делать вам нечего, только всякую дрянь в дом тащить, – хмыкнул ожидавший чего-то подобного старший брат. В голове крутанулось: две недели. Как раз тогда состоялась встреча в ресторане. Сработало, значит.

– Сынок, я же о тебе забочусь – мать, что характерно, даже не обиделась на пассаж насчет дряни. – Дочка Цили Соломоновны – такая красивая девушка…

– Или уже не девушка, – вновь вставила свои ядовитые пять копеек Сара. – Что в ее возрасте и не удивительно. Засиделась, дура, в девках, никак ее родители сбагрить не могут, вот и ищут, под кого подложить.