Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

«Они не знают!» — поняла Фаун. Саун, который нес дозор с Дагом и утверждал, что хорошо его знает, не знал… Утау, слушавший, прикрыв рот рукой и с потемневшими глазами, знал; знала, конечно, Мари, кидавшая встревоженные взгляды на дверь, через которую вышел Даг и через которую не спешил возвращаться… Наконец баллада кончилась и зазвучала другая песня, более жизнерадостная.

Когда Даг так и не вернулся, Фаун сама выскользнула из комнаты. Кто-то еще вошел в туалетную комнату, так что Фаун стала искать вне дома. Снаружи стояла приятная прохлада, голубые тени оживали в желтом свете, льющемся из окон и от фонарей, висящих у входа и над дверью конюшни. Даг сидел на скамье во дворе, откинув голову к стене, и смотрел на летние звезды.

Фаун села рядом с ним; дружеское молчание окутывало их как ночь. Несмотря на свет фонарей, звезды сияли ярко и казались близкими; небо было безоблачным.

— С тобой все в порядке? — наконец спросила Фаун.

— Ага. — Даг запустил руку в волосы и задумчиво добавил: — Когда я был мальчишкой, я просто обожал все эти героические баллады. Я знаю наизусть дюжины. Интересно, может быть, все эти старые боевые песни тоже казались непристойными воинам, которые выжили в тех битвах?

«А он ведь утверждает, что не умеет петь». Не в силах разрешить противоречие, Фаун сказала:

— По крайней мере такие песни помогают людям помнить.

— Да. К несчастью.

— Это была неплохая песня. Я сказала бы, что баллада превосходна. Как баллада.

— Я этого не отрицаю. Вины сказителя тут нет — кто бы ни сложил песню, он потрудился на совесть. Не будь баллада столь совершенной, она не вызывала бы у меня такого желания плакать или крушить все вокруг… — «Поэтому-то я и ушел». — Мой Дар немного чересчур чувствителен — под влиянием музыки. Я не хотел портить всем настроение. Собери вместе на неделю тридцать восемь усталых и нервных дозорных, и уныние быстро может стать заразным.

— Вы часто играете во время объездов? — Фаун попыталась представить себе дозорных, поющих и танцующих вокруг лагерного костра; должно быть, погода не всегда этому способствует…

— Изредка. В лагере вечера часто бывают очень занятыми: мы коптим мясо, сушим лекарственные растения, которые собираем по дороге, пишем отчеты и составляем карты. Если мы в дозоре верхом, много времени уходит на уход за конями. Кроме того, нужно обучать молодежь, да и опытным воинам необходимы тренировки. Починка одежды и обуви, готовка, стирка… Это все простые занятия, но они никогда не кончаются.

Воспоминания заставили Дага говорить медленно и задумчиво.

— Отряды бывают разного размера — в северных землях в дозор отправляются человек сто пятьдесят — двести для большой сезонной охоты в безлюдных местах, но к югу от озера можно обходиться более короткими объездами и меньшими отрядами. Но даже в этом случае многие недели не видишь никого, кроме товарищей по отряду, так что вскоре все знают все песни, и начинаются сплетни. И деление на партии. И розыгрыши. И месть за розыгрыши. И драки из-за мести за розыгрыши. А потом и поножовщина из-за… ну, ты понимаешь. Хотя если командир отряда позволит завариться такому супу, можно не сомневаться: его ждет незабываемый разговор с Вороном-Громовержцем.

— Тебе такое выпадало?

— Не по данному поводу. Впрочем, любой разговор с Громовержцем оказывается незабываемым. — Даг почесал нос и улыбнулся, глядя на мягко светящиеся окна. Пение прекратилось, и снова зазвучали танцевальные мелодии. Топот ног заставлял весь дом вибрировать, как барабан.

— Так, что там еще… Все очень любят отправляться в лес за дровами теплыми летними ночами.

Фаун обратила внимание на юмор, с которым Даг произнес последнюю фразу.

— Казалось бы, дрова скорее нужны холодными зимними ночами.

— М-м-м… понимаешь, в теплую ночь никто не станет жаловаться, если человек проведет в лесу часа два и вернется без дров. Купание в реке тоже очень приятное дело.

— В темноте? — с сомнением спросила Фаун.

— Вопрос скорее возникает насчет реки, особенно когда начинаются заморозки. Хорошая прогулка тоже радует, если пришлось с рассвета еле тащиться. Ну а уж разведка и подавно привлекает многих добровольцев. Ведь в лесу водятся кровожадные белки, и каждую минуту можно ждать нападения. Всегда лучше быть в готовности. — Даг хихикнул.

— Ах вот что… — наконец поняла Фаун. Ее губы растянулись в улыбке, вызванной, впрочем, скорее редким зрелищем: веселыми морщинками в уголках глаз Дага.

— Только такие развлечения часто кончаются ссорами, люди перестают друг с другом разговаривать или, что еще хуже, препираются до бесконечности, так что хочется спрятаться под одеяло или завизжать. Впрочем, это мелочи, — снисходительно вздохнул Даг. — Опытные дозорные обычно ведут себя спокойно, это только молодежь бывает непоседливой. Ведь жизнь не ограничивается дозором. Объезды — это не те чрезвычайные обстоятельства, когда бросаешь все и совершаешь геройства, а потом навсегда возвращаешься домой. На рассвете следующего дня все начинается заново. Тебе все равно приходится подниматься и топать, куда положено. — Даг потянулся, и суставы его скрипнули, словно протестуя против раннего подъема. — Мы ведь не безумцы все как один, хотя иногда так кажется, — продолжал Даг тихо. — Благодаря Дару настроения в отряде оказываются очень заразными. Тут не нужны слова и жесты: все носится в воздухе. — Рука Дага очертила уходящую вверх спираль. — Вот как сейчас, например. Как только несколько человек откроются друг другу, возникает… утечка. Веселушки особенно хороши в этом отношении. Дом сейчас просто переполнен Даром. Какие только глупости не начинают казаться удачной идеей… спасибо отсутствующим богам за пиво.

— Пиво?

— Я пришел к выводу, что пиво, — Даг многозначительно поднял палец, и Фаун поняла, что он слегка пьян: друзья в изобилии снабжали музыкантов напитками, чтобы те играли с воодушевлением, — существует для того, чтобы на следующий день винить его во всех грехах. Это очень прискорбный напиток — пиво.

— Крестьяне пользуются им для того же самого, — заметила Фаун.

— Такова всеобщая потребность. — Даг моргнул. — Пожалуй, мне нужно добавить.

— Ты хочешь пить?

— Нет. — Даг согнулся и искоса глянул на девушку. Его глаза казались темными провалами, собравшими в себя всю ночную тьму. Свет фонаря создал оранжевый нимб вокруг его головы и ласково пробежал по покрытой потом коже. — Просто я оценил возможность раскаяния…

Он наклонился к Фаун, и она замерла от надежды такой отчаянной, что она ощущалась как страх. Не поцелует ли он ее? Его дыхание пахло пивом, усталостью… и Дагом. Сама Фаун дышать перестала.