Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

— А если ты по доброй воле захочешь остаться?

— М-м-м…

— Я просто пытаюсь понять, что тебя пугает — остаться здесь, остаться там или что я тебя брошу.

Фаун подняла на него огромные потемневшие глаза, ее губы приоткрылись… Даг обнаружил, что его голова склоняется, а рука обнимает тонкую талию… он словно падал с огромной высоты, падал на что-то мягкое…

Позади кто-то сухо кашлянул, и Даг резко выпрямился.

— Вот вы где, — сказала Мари. — Я так и думала, что найду вас здесь. — Голос ее звучал сердечно, но сузившиеся глаза смотрели на Дага в упор.

— Ох, Мари, — выдохнула Фаун. — Спасибо тебе за эту прекрасную лошадь. Я никак не ожидала… — Она сделала что-то вроде книксена.

Мари улыбнулась ей, умудрившись одновременно с иронией взглянуть на Дага.

— Ты заслужила гораздо больше, но мне не удалось выговорить дополнительной платы. Я чувствую себя в долгу перед тобой. — На это ни у Фаун, ни у Дага не нашлось ответа. Мари невозмутимо продолжала: — Фаун, прости, но мне нужно обсудить с Дагом кое-какие дела отряда.

— О, конечно! — весело воскликнула Фаун. — Пойду расскажу Сауну про Грейс! — Она вприпрыжку убежала, бросив Дагу улыбку через плечо.

Мари прислонилась к столбу, скрестив руки на груди, и молча смотрела на Дага, пока Фаун могла ее слышать. В конюшне было прохладно, хотя снаружи и припекало полуденное солнце, пахло лошадьми и стояла тишина, если не считать редкого шевеления разомлевших от жары животных и ленивого жужжания мух. Даг ждал, понимая, что ничего приятного не услышит, подняв подбородок и сцепив за спиной правую руку и протез.

Долго ждать ему не пришлось.

— Что это ты затеял, парень? — прорычала Мари.

Единственный ответ, который пришел Дагу в голову, был «Что ты имеешь в виду, Мари?» — но это казалось напрасной тратой времени и усилий. Даг прикрыл глаза и стал ждать продолжения.

— Неужели мне нужно перечислять все последствия твоего увлечения? — сказала Мари, и в ее голосе отчетливо прозвучало раздражение. — Проклятие, такую лекцию ты и сам мог бы прочесть. Да и, наверное, не раз читал.

— Раз или два, — кивнул Даг.

— Так о чем же ты думаешь? И думаешь ли вообще?

Даг сделал глубокий вдох.

— Я знаю, ты хочешь сказать мне, чтобы я держался подальше от Фаун. Только я не могу. Пока не могу. Нас связывает нож — до тех пор, пока я не побываю в лагере. Нам предстоит совместное путешествие — ты не можешь этого отрицать.

— Меня беспокоит не то, что может случиться в дороге. Меня беспокоит то, что будет происходить на привалах.

— Я не сплю с ней.

— Не спишь — пока что. Ты наглухо запирал свой Дар в моем присутствии с того самого момента, как вы вернулись. Что ж, я знаю — отчасти такова твоя привычка, ты всегда отключаешься во сне. Но это… ты похож на кота, который думает, будто его никто не видит, потому что он спрятал голову в мешок.

— Ах, мои мысли должны принадлежать только мне. А кроме того, оказавшись среди крестьян, нужно прятать от них Дар.

— Прекрасное оправдание, — фыркнула Мари.

— Я еду с ней в лагерь, — упрямо повторил Даг. — Это решено.

Ласковым голосом Мари пропела:

— Собираешься похвастаться ею перед своей матерью? Ах, как мило!

Плечи Дага поникли.

— Сначала мы побываем на ее ферме.

— Ах, так ты собрался познакомиться с ее матерью. Превосходно! Вот радости-то будет! Может, лучше вам двоим взяться за руки и прыгнуть со скалы? Это будет быстрее и не так болезненно.

Губы Дага против его воли дрогнули в улыбке.

— Пожалуй. Так и следует поступить.

— В самом деле? — Мари оттолкнулась от столба и стала ходить туда-сюда по проходу. — Ну, если бы ты был сопливым парнишкой-дозорным, которому не терпится порезвиться на стороне, я просто дала бы тебе подзатыльник и положила бы конец приключению. А сейчас я не могу понять: пытаешься ты дурить голову мне или самому себе.

Даг стиснул зубы и продолжал молчать. Это казалось ему самым разумным.

Мари снова вернулась к столбу, оперлась на него и почистила сапог.

— Понимаешь, Даг, — сказала она со вздохом, — я уже давно слежу за тобой. Когда ты в дозоре, ты никогда не позволяешь себе небрежно отнестись к своему оружию, или к еде, или к отдыху, или к состоянию ног. Ты же не начинающий, полный героического вздора о своей неутомимости, пока не врежется лбом в скалу. Ты готовишь свое тело к длительному употреблению.

Даг согласно склонил голову, хоть и не понимал, к чему клонит Мари.

— Однако хотя ты не моришь голодом свое тело и все еще собираешься жить, как раньше, ты моришь голодом сердце и, похоже, ожидаешь, что оно будет служить тебе вечно. Выплачивать ему долг ты не собираешься… Так что если ты упадешь — точнее, когда ты упадешь, — ты упадешь как изможденный голодом человек. Сейчас я вижу, как ты начинаешь крениться, и боюсь, что никакие мои слова не смогут тебя удержать. Да пропади оно все пропадом, я не понимаю, — в голосе Мари с новой силой зазвучало огорчение, — почему ты так и не связал себя ни с одной из симпатичных вдов, с которыми твоя мать… ну пусть не мать, а друзья и родичи тебя знакомили… пока наконец не отчаялись. Будь все иначе, ты бы имел иммунитет по отношению к теперешней глупости, и никакой нож не сбил бы тебя с толку.

Плечи Дага поникли еще сильнее.

— Это было бы несправедливо по отношению к женщине. Я не способен снова на то, что было у нас с Каунео. Не потому, что другим женщинам чего-то не хватает. Дело во мне. Я не могу дать того, что давал Каунео. Я опустошен и сух.

— Никто иного и не ожидал, за исключением, может быть, тебя. У большинства людей не бывает того, что было у вас с Каунео, если хотя бы половина того, что я слышала, правда. И все же люди вполне сносно живут дальше.

— Женщина умерла бы от жажды, пытаясь достать воду из этого колодца.

Мари покачала головой, неодобрительно поджав губы.

— Ты драматизируешь, Даг.

Он пожал плечами.

— Не настаивай на ответах, которых ты не хочешь слышать.

Мари отвела глаза, посмотрела на увешанные пыльной паутиной и клочьями соломы балки и попыталась подойти с другой стороны.

— Ну, учитывая все, я не могу возражать против того, чтобы ты дал себе волю. В конце концов, у этой деревенской девчонки тут нет родственников, которые могли бы поднять крик.

Глаза Дага сузились; в его сердце пробудилась глупая надежда: не хочет ли Мари сказать, что не станет вмешиваться? Да нет, не может быть…

— Если уж тебя нельзя вразумить, что ж… такие вещи случаются. — Сарказм в голосе Мари ничего не оставил от надежды. — Но если ты так полон решимости влипнуть, ты должен иметь план того, как собираешься выпутываться, и я хочу, чтобы ты мне об этом рассказал.

«Я совсем не хочу выпутываться. Я не хочу, чтобы наступил конец». Понимание этого смутило Дага, он совсем не представлял себе, чего хочет. Проклятие, он ведь и не начал ничего!.. Спор с Мари развивался слишком быстро для него, как, несомненно, Мари и хотела…