Лоис Буджолд - Избранные произведения. I том

Было уже чертовски поздно, а Корделии еще требовалось прочитать до начала утренних совещаний несколько папок с докладами. Оливер вызвался ее проводить, и они на минутку заскочили перехватить пару сандвичей в круглосуточный магазинчик на Главной улице, один из немногих, открытых по будням в это время суток. Так они и шли в сторону вице-королевского дворца, на ходу жуя сандвичи. На углу переулка, ведущего к Карасу, Корделия задержалась, выкидывая в мусорный контейнер скомканную обертку. Потом в задумчивости посмотрела на полуосвещенный фасад репроцентра.

Проследив ее взгляд, Оливер усмехнулся:

— Что, хочешь навестить Аурелию?

— У них ночью есть обслуживающий персонал, но… сейчас не часы для посещений.

— Уверен, для тебя они сделают исключение.

— Я тоже уверена. Но мне не стоит навязываться. К тому же там пока мало что можно увидеть даже на мониторе с увеличением. На этой стадии развития человек — всего лишь комочек клеток.

Но Оливера ее безразличие не обмануло. Интересно, ее действительно так просто понять, или Оливер читает ее мысли, потому что он — это он?

— Ты все-таки хочешь.

— Ну… да.

Он решительно повернул ее налево.

— Денек выдался не из легких, а завтра еще один рабочий день. Получай удовольствие, пока есть возможность.

— Хочешь поднять мне настроение во благо моих угнетаемых подчиненных? — Она взяла его под руку, и они двинулись в сторону клиники.

— Может, это просвещенный эгоизм?

— Ха.

На их звонок вышел медтех. Он сразу узнал Корделию и без возражений впустил их. Перепроверив записи, он провел обоих в репликаторный банк и отыскал там нужный монитор. В приглушенном свете виден был только крохотный бесформенный комочек, словно какая-то низшая форма морской жизни.

Оливер с сомнением поглядел через ее плечо:

— Как странно. Но это нечто восхитительное.

Он огляделся, словно хотел узнать, в каком именно холодильнике хранятся его будущие надежды. Но не набрался смелости спросить.

— Да, — согласилась Корделия.

— Ты улыбаешься.

— Да, — не стала она отрицать. Ее счастливая улыбка зажгла ответный блеск в глазах Оливера. Даже медтехник, выпуская их наружу, чтобы запереть на ночь дверь, улыбнулся в ответ, настолько заразительной была ее очевидная радость.

Они снова вышли на Главную улицу. Теперь Корделия бодро шагала в ногу с Оливером. У ворот дворца она извинилась, что задержала его до поздней ночи.

— Я не предвидела, с какими непредвиденными обстоятельствами нам придется столкнуться в этой поездке. Да и кто бы смог?

— Если бы ты их предвидела, они бы не были непредвиденными, так ведь?

Она рассмеялась и пожелала ему спокойной ночи.

Корделия проснулась среди ночи, что в последние дни с ней случалось нередко. Из обрывков сна всплыло одно старое воспоминание. «Ага, вот оно!» — сказала себе Корделия, потрясенная возникшим пониманием.

Ей тогда было уже больше двадцати и очень не терпелось вступить во взрослую жизнь. Она была одной из лучших на учебных занятиях, но вот социальные взаимодействия ей не давались. Потому-то она и была вне себя от счастья, когда у нее наконец появился первый настоящий сексуальный партнер. Их связь возобновлялась всякий раз, когда позволяли служебные обязанности в Бетанском Астроэкспедиционном корпусе, и кульминацией стала многомесячная экспедиция. Тогда они объявили себя парой, делили каюту и обязанности младших офицеров. И строили планы на будущее. Равные в любви и в жизни — так она думала. Так оно и было — пока не пришло время повышения по службе. Они оба оказались претендентами на одну и ту же командную должность.

Первым будет он — так они решили. Она тем временем будет работать в наземной службе и растить положенных им двоих детей, а потом уже придет ее черед. Как и планировалось, она перевелась на кабинетную работу. Но как-то так получилось, что за этим не последовало объявление о статусе семейных партнеров и оплодотворение, хотя она и прошла процедуру извлечения яйцеклетки и записалась на обязательные родительские курсы. Но у него не нашлось времени на эти мелочи до того, как отправиться в экспедицию — впервые в роли капитана корабля. Тогда на него свалилось слишком много дел. Вроде всё объяснимо.

Все шло по плану. Он вернулся из экспедиции — с другой женщиной, ксенохимиком в звании мичмана, которая не хотела иметь детей. «Мы просто совершили ошибку, Корделия, — сказал он так, словно исправлял погрешность в ее навигационных вычислениях. — Никто не виноват, правда».

Даже будь она скандалисткой, то все равно не стала бы ему устраивать сцену в публичном месте, которое он предусмотрительно выбрал для этого заявления. И она позволила ему ускользнуть, в полном убеждении, что его вранье прокатило. Не сказать, чтобы она хотела его вернуть. Он неуклонно продвигался по службе в АЭК — и даже со временем завел двоих детей — то ли с мичманом-ксенохимиком, то ли с какой-то другой партнершей. А на следующий год Корделии предложили командование «Рене Магриттом». А ведь это корабль, правду говоря, получше, чем его, так что всё хорошо, верно?

И после двух экспедиций она открыла эту планету — и Эйрела, и все остальное, что стало в буквальном смысле слова историей.

Рассказ об этом лицемерии стал самой первой личной тайной, которой она поделилась с Эйрелом во время их рискованного похода на этой планете. И взамен услышала его историю — куда более кровавую и зловещую. Эйрел всегда умел произвести впечатление, надо отдать ему должное. Она улыбнулась, вспомнив, как даже в восемьдесят лет он мог одним своим появлением наэлектризовать помещение.

Так что, оглядываясь назад, можно сказать, что своим предательством этот подонок сделал ей лучший в жизни подарок. Может, еще не поздно отправить ему благодарственное письмо? Хотелось бы знать — он тоже едва помнит ее лицо? У нее самой все, что осталось от него на память, — так это картина боли, даже не сама боль, пронзившая средоточие ее души. И образ этот до сих пор удивительно ясный.

Катастрофические события воспрепятствовали Эйрелу излечить ее старые душевные раны. Но по прошествии десятилетий можно с уверенностью сказать, что он оставил ей средство исцеления, если она того захочет. На Эйрела можно было полагаться без оглядки во всем — и в большом, и в малом.

А вот с Оливером она не могла бы поделиться этими историями — сейчас уж точно, а может быть, и никогда. Он бы все не так понял. На самом деле всё это сейчас не нужно никому вообще, не только ей самой, так ведь? Вздохнув, она запихнула воспоминания поглубже и заснула.

Наутро, когда Джоул пришел в офис на базе, он отметил, что его адъютант не опоздала на службу и не выглядит, как с похмелья.