Точи Онибучи - Боевые девчонки. Демон Биафры

– Это южная Нигерия. Наш регион – Средний пояс, он процветает, но климат с каждым годом становится все суровее. И налоги на землю слишком высоки. – Парень наклоняется к Айфи. – Мы работаем над одной технологией, чтобы… переломить ход событий, как говорится. Климат меняется, и мы тоже должны меняться. – Он делает паузу. – Ну, как тебе такой проект? Интересно?

Глаза Айфи блуждают, пытаясь охватить пейзаж целиком. Слишком много всего навалилось на нее, не переварить сразу.

– А, да. Ты же нигде не была, кроме вашего лагеря. Конечно. В Нигерии есть что посмотреть. Я тебе все покажу.

И тут ее настигает жажда. Та самая жажда, что заставляла скачивать запретные уроки по орбитальной физике с пиратских сайтов. Та жажда, что заставляла ее лежать с планшетом в кровати, скрючившись под одеялом, и решать уравнение за уравнением, корябая стилусом по экрану. Жажда знания.

Неужели нигерийцы такие?

Парень протягивает раскрытую ладонь. Там лежит Акцент.

Айфи берет его. Ей вдруг кажется, что он стал чем-то гораздо большим. Это уже не какой-то крошечный грешок, который нужно скрывать ото всех. Это техническое достижение. Не ошибка. Чудо. Этим можно гордиться.

– Как тебя называть?

Парень улыбается:

– Дэрен. Это значит «рожденный ночью». – Он снимает перчатку и показывает Айфи, какая светлая у него кожа. Такая же светлая, как у нее. – Когда я родился, солнце не светило, поэтому я вышел из мамы вот таким. – Он смеется, а Айфи так поражена, что тоже начинает смеяться.

И тут же одергивает себя. На щеках вспыхивает румянец вины. Как она это допустила? Она же предает Онайи. Просто сидеть рядом с нигерийским солдатом и не пытаться убить его – уже преступление. Но она не может заставить себя ненавидеть его. Не может заставить себя нашарить на полу осколок снаряда и вонзить ему в шею. Не может представить, что душит его, впиваясь большими пальцами в гортань, как учила Онайи.

– Ты не одна. – Дэрен кладет руку на кулак Айфи.

Пытается показать, как добр с ней, или просто удерживает ее? Она не знает.

– Многие, кого мы спасли, тоже проходили через эту внутреннюю борьбу. Тоже верили, что похитители любили их и заботились о них. Но это было чужое племя. Не их семья. Готов поспорить, тебе про нас наговорили всякого. Например, что мы живем в землянках. – Он поворачивается к Даураме. – Мы в землянках живем?

Даурама поднимает большой палец и скупо улыбается:

– В моей землянке беспроводной интернет и телевизор-обои. А у тебя?

Дэрен смеется.

– У нас в Нигерии в землянках высокотехнологичные обои на стенах.

Айфи не успевает ответить. Взрыв сотрясает самолет. Пол под ногами ходит ходуном, и она падает вперед. Дэрен хватается за стенки, потом за ремешки над головой. Даурама тоже вскочила, они кричат друг другу что-то на незнакомом языке. Без Акцента Айфи не может переводить их речь. Она просто держится за край скамьи, пока дым заполняет салон. Все нажимают кнопки на костюмах, и у них появляются маски. У нее одной нет маски, и она кашляет так сильно, что, кажется, сейчас выплюнет легкие. Сквозь дым она видит пристальный взгляд Даурамы.

Дэрен замечает это и говорит что-то Даураме. Та исчезает в другой части самолета. Все приборы отчаянно верещат. Снаружи свистит ветер. Их кружит. Даурама кричит изо всех сил. Дым щиплет глаза Айфи, и она крепко зажмуривается. Кто-то сдергивает ее со скамейки. Это Даурама. Ее пальцы крепче и крепче сжимают шею Айфи.

Проходит не много времени, прежде чем маглевы «Рендж-Ровер», сверкающие под утренним солнцем, расчищая под собой дорогу, выезжают из леса в лагерь. Свет фар бьет в глаза выживших девочек. У Онайи одна рука привязана к животу. Болит все тело, и она едва стоит на ногах. Действие Чукву закончилось. Если бы Чинел не поддерживала ее, она бы уже валялась на земле.

«Рендж-Роверы» после поездки через лес покрыты каплями росы, сверкающими словно жемчуг на их черных корпусах. Девочки загораживают рукой глаза от слепящего света. Машины выстраиваются полукругом и выдерживают паузу перед тем, как отключить двигатели и опуститься на землю. Лагерь догорел. Его мертвые останки тлеют за спинами девочек, и Онайи гадает, насколько хорошо люди в джипах видят, что произошло.

Фары продолжают слепить глаза. Дверь открывается, и из машины выходит человек в оливково-зеленой военной форме с красными нашивками на рукавах, закатанных до самых бицепсов. Он становится прямо перед фарами, так чтобы высвечивался его силуэт, и Онайи понимает: для драматического эффекта. Чтобы придать себе значимости. Но Онайи знает эту форму, знает, что за люди носят ее, знает, что это за мужчина.

Она выпрямляется и смотрит прямо на свет. Фары, смилостивившись, выключают.

К этому моменту некоторые солдаты уже вышли из джипов. У одних – винтовки наготове. Другие беспокойно переминаются с ноги на ногу. Новички. Боевого опыта у них меньше, чем у Онайи. Большую часть службы, вероятно, провели где-нибудь в базовом лагере, поднося этому человеку воду и готовя ему кофе. Интересно, они вообще когда-нибудь стреляли, думает Онайи. Ей знакомы такие вояки.

Тот, что стоит посередине с закатанными рукавами и заломленным беретом, со шрамами, что, как слезы, струятся по щекам, засунул большие пальцы за ремень. Он слегка притопывает, и слякоть, перемешанная с кровью и пеплом, брызгает из-под подошв его ботинок. Взгляд блуждает, он словно изучает девочек. Ищет, к чему придраться.

При виде этого человека в ее душе поднимается буря воспоминаний. Вот Онайи с винтовкой, совсем одна, в рейде пробирается через кусты. Вот укрывается за ящиками на вражеском складе, перед тем как атаковать солдат и заставить их пасть под ее натиском. Вспышка света, после которой она лишилась руки. Операция. И снова бой. И все это как в тумане – сознание притуплено, ни жалости, ни намека на чувства. Это было в другой жизни. Это была не она. Она уже не может позволить себе быть такой снова.

– Ну что, – говорит мужчина. – Значит, это и есть лагерь. – У него сильный акцент. Его согласные звучат более звонко. «Е» произносит как «йи». Он делает шаг вперед, хлюпая ботинками по грязи. – А вы – те самые Боевые девчонки, да? – Он хмыкает. – Мы обязательно найдем, чем вам заняться, правда же?

Несколько солдат за его спиной хихикают.

Командир подходит к Кесанду. Та распрямляет спину. Кулаки сжаты, подбородок приподнят.

– А ты? – говорит командир. – Сбежала от бедного мужа?

У Кесанду трясутся руки и дрожит нижняя губа. Должно быть, этот человек напоминает ей о ком-то. О ком-то, кто причинил ей сильную боль.

Командир усмехается, отворачивается от Кесанду. Онайи боится, что Кесанду ударит его сзади по голове. Один хороший парализующий удар в основание шеи. А потом их всех убьют.