Точи Онибучи - Боевые девчонки. Демон Биафры

Вздрогнув, Онайи приходит в себя.

На ней что-то мягкое. Холодно. И словно ее что-то окутывает. Открывает здоровый глаз. Через узор листвы видно звездное небо, рассвет уже близко. Она моргает. Сначала ничего не слышит, потом различает голоса. Знакомые голоса.

Она в одеяле.

Они несут ее в одеяле. Ее сестры. И все стремительно возвращается к ней. Атака на лагерь. Ее мех приземляется в лесу. Бело-зеленый, сохранивший ей жизнь, когда она лежала на земле, израненная, истекая кровью. И как они тащат Айфи.

Айфи.

Она вздрагивает и пытается выбраться из одеяла.

Крик боли разрывает ночь. Они опускают ее.

Невыносимая боль пронзает спину и шею. Но мгновение – и она усмехается. Она хочет засмеяться. Боль. Боль означает, что она жива. Боль означает, что она не парализована. Она поднимает правую руку и, медленно повернувшись на земле, видит, что подсоединена проводом к затылку Чинел. Онайи улыбается шире. Чинел в порядке.

– Онайи! – зовет Кесанду, стоящая слева. – Онайи, ты нас слышишь? – Остальное тонет в общем гомоне.

Онайи пытается выпрямиться. Ноги зафиксированы шинами. Она смотрит на Чинел – пчелы роятся вокруг ее головы. Чинел наклоняется.

– Онайи! – шепчет она благодарно и обнимает. – Мы думали, что потеряли тебя.

Кесанду стоит рядом с Обиомой.

– Господи! – восклицает она. – Мы уж думали, ты мертва!

Обиома уставилась на Онайи, как на привидение, которое обрастает костями и кожей прямо перед ней. Уставилась так, словно боится Онайи. Онайи пристально смотрит на нее одним глазом.

Чинел дает Обиоме подзатыльник:

– С ума сошла? У тебя там что в голове, жареный рис? Это твоя сестра. Ты очень рада ее видеть, как я погляжу.

Обиома потирает затылок и застенчиво улыбается:

– Рада… ох, как я рада… Даже не надо было бить меня по голове. – Она смотрит на Онайи. – Сестра, мы счастливы, что ты снова с нами. – И стыдливо замолкает. – Я не знала, что можно летать на мехах так, как это делаешь ты. Если я так научусь, я буду очень счастлива.

Онайи улыбается маленькой девочке. Всего на несколько лет старше, чем…

– Айфи! – Онайи вскакивает. Ноги не слушаются.

Чинел уже рядом, кладет руку ей на плечо:

– Тебе нужно отдохнуть.

Онайи вырывается:

– Нет. Айфи! Они забрали Айфи. – Но у нее больше нет сил.

Чинел наклоняется ближе и достает пакетик геля из сумки на поясе. Энергостимуляторы.

– Вот, возьми, – говорит она, и гель скользит в рот Онайи.

Энергия наполняет Онайи. Она чувствует, что становится гораздо крепче. Чувствует, что контролирует тело. Может стоять без посторонней помощи. Но голова все еще кружится.

– Я уже дала тебе одну упаковку после того, как отремонтировала руку и подключилась к тебе. Этого хватило, чтобы вернуть тебя к жизни, но ты все еще очень слаба.

Онайи придвигается к Чинел вплотную.

– Мне нужно найти Айфи. Дай мне что-то посильнее.

В глазах Чинел ясно читается боль. Но она достает из нагрудного кармана пузырек с измельченными кристаллами и протягивает Онайи.

– Это Чукву, – говорит она, поколебавшись перед тем, как отдать пузырек.

Чукву. Так они называют драгоценные минералы, которые добывают из земли, чтобы работали машины. И еще минералы размалывают в порошок, который глотают. Энергия высшего существа, дающего силу всему живому. Онайи слышала от тех, кто пробовал, будто это как вдохнуть Вселенную. Но вскоре они умирали.

– Только чуть-чуть. Это придаст тебе сил. Нужно отправить тебя в заживляющую ванну. Время еще есть. Отдохни, потом найдем Айфи.

Онайи смотрит на пузырек и поворачивается спиной к остальным. Открывает его зубами, вытряхивает содержимое на ладонь и глотает. В голове разгорается огонь. Внезапно все вокруг становится видно в высоком разрешении. Даже чересчур высоком. Но потом огонь затухает. Она расслабляет плечи. Она видит. Так, словно у нее по-прежнему два глаза.

Какое-то мгновение ей хочется сбежать. Но потом она оглядывается на остальных. Нигерийцы не убили Айфи. Они забрали ее. Значит, она жива. Значит, ее можно вернуть. Онайи поворачивает голову в сторону леса.

– Ойя! Идем! – восклицает она. Сила и решительность вернулись. Она – лидер.

Божественное начало проходит сквозь нее волнами. Ей трудно сдерживать нахлынувшую мощь и стремление мчаться в бой.

Чинел отсоединяет провод от руки Онайи, и он змейкой возвращается в ее шею. Они идут рядом.

И вот все перед ними.

Дым клубится над лагерем. Земля залита кровью и усыпана гильзами. Выпотрошенная оболочка вражеского меха, разрушившего здание больницы, валяется на боку. Из окна разбитой кабины высовывается мертвый пилот.

Шаги. Потом голос Чинел:

– Обелиска больше нет. Его разбомбили. Терминал тоже. У нас больше нет электричества.

– Амака? – спрашивает Онайи. – Чигози?

Кесанду и Обиома смотрят в землю. Чинел мягко качает головой и указывает на развалины лагеря.

Вдалеке что-то громыхает, сначала невнятно, но все громче и громче.

Что-то надвигается.

Айфи глаз не сводит с солдата, сидящего напротив нее.

Он поставил между коленями винтовку и опирается на нее под мерное гудение самолета, как будто очень устал, и Айфи понимает, что перед ней человек. Парень, как он сам сказал. Он совсем не похож на облученного монстра, выпрыгивающего из кустов, а ведь такими должны быть северяне, если верить голограммам из учебника истории, по которому училась Айфи. Он не похож ни на героев фильмов про вампиров, ни на те фотографии, что другие девчонки скачивали на свои планшеты с запрещенных ресурсов. Удивительно видеть его вблизи. Видеть, что у него такая же, как у нее, кожа, такие же глаза и волосы, две руки и две ноги.

Она обхватывает голову руками, словно хочет выдавить пульсирующую боль. Она не замечала ее во время битвы, но теперь, когда вокруг нет взрывов и выстрелов, все, что она слышит, – это глухие удары в голове. В самолете ей стало хуже.

Парень перекидывает винтовку через плечо и цепляется за ремешок, свисающий с потолка. Проворно, как обезьяна, добирается до скамейки.

Слишком измученная, чтобы бороться и даже просто огрызаться, Айфи свешивает голову между коленями. Если ее вырвет, то хотя бы не на себя.

– Что такое, Кадан? – Его голос звучит так ровно, словно скользит в воздухе.

– Не называй меня так, – шипит Айфи. – Я даже не знаю, что это значит.

– Ну тогда скажи, как тебя зовут. Буду называть тебя по-другому.

Айфи хочет соврать, но боль не дает думать. Поэтому она просто выпаливает:

– Айфиома.

– Красивое имя. Даже если это они тебе его дали. На нашем языке «кадан» означает «малыш», но, пока ты не говоришь на нем, я буду называть тебя Айфиома, а потом придумаем имя получше.