Игорь Демин - Кнут

Трубка снова завибрировала. Седой испуганно покосился, и Елисей поспешил успокоить.

— Это питательная смесь. Она тебе понадобится для выработки крови. Тебе придется работать со скоростью насоса, ты уж извини. Да и твоему организму пища тоже не помешает. Во–первых, обмен веществ у тебя тоже повысился, хотя и меньше, чем у нас. И перестройка организма тоже идет. Но совсем немного. Как будто за одно занятие в спортзале ты получаешь сразу месячный эффект. Хотя это все пока догадки.

— Аыы ыгхакхат хггаоаагахь гхах хагхах?

— Нигматуллин! Дай ему карандаш и бумагу,

Седой старательно вывел: «Что значит, работать как насос?».

Елисей скривился.

— Не придирайся к словам. Нам нужно очень много твоей крови, чтобы нормализовать свое состояние, успеть как можно лучше изучить споры и научиться блокировать их размножение. Оно нас убивает, понимаешь? Каждая клетка под контролем этой заразы начинает производить споры и одновременно меняется сама. И эти изменения, поверь мне, ни к чему хорошему не приведут. Мы уже наблюдаем несовместимые с нормальной работой организма мутации. И чем больше концентрация спор в крови, тем быстрее развиваются изменения.

«И сколько вы выкачаете из меня крови?».

— Столько, сколько сможем. Да не дергайся ты. Все мы здесь нужны друг другу. Споры используют нас для строительства совершенно иных организмов. Ты используешь нашу кровь, чтобы не загнуться. Мы используем твою, чтобы затормозить процессы мутации. Отберите у него бумагу! Я уже сыт тупыми вопросами на неделю! Куда ты дергаешься? Гранин! Арсеньев! Привяжите его и накройте крышкой.

Белые халаты навалились сверху, прижали, пристегнули руки и ноги ремнями и опустили верхнюю половину контейнера. Темнота окутала со всех сторон, скрыв свет, звуки, и запахи. Только стихающая боль в ногах и жгучая звериная ненависть к бесчеловечным методам Алтынова, которые, судя по всему, поддержали все оставшиеся в сознании ученые, включая Романа. Еще бы. Кто сознательно лишит себя возможности прожить еще сутки и, возможно, получить шанс на спасение?

Злость кипела внутри, не подпуская панику, блокируя леденящий страх, не давая терять надежду и ощущение пространства. Секунды сливались в минуты. Минуты, одна за другой, складывались в столбик полного часа. Или нет? Седой слышал, что человек в состоянии депривации теряет ощущение времени. Сколько уже прошло? Сколько крови из него выкачали? Можно было бы считать вибрации трубки, но с каким периодом ее включают? Поймет ли он, если белые халаты решат выдоить его вены досуха? Кажется, кончики пальцев уже холодеют. Или еще нет?

Надо было выходить из зацикленного состояния, и инженер попытался занять мысли чем–то сложным. Мысленно прогнал перед глазами все известные апории. В очередной раз попытался придумать для них стройную формулу, но эта заезженная пластинка всегда заканчивалась слишком быстро. Просчитал в уме массу всех реагентов, которые понадобятся для водоочистки в ближайшую неделю. Пересчитал с учетом оставшегося количества человек. Накинул объемы воды, необходимые для того, чтобы отмыть второй этаж от крови и разбросанных везде мозгов. Добавил еще реагентов, так как вода после уборки окажется весьма грязной. От отчаяния начал воспроизводить по памяти все алгоритмы поиска простых чисел в заданном диапазоне.

Хватило ненадолго. Мысли все время возвращались к бродящим вокруг постепенно мутирующим людям. Десять существ, растерявших от страха мораль и постепенно утрачивающих человеческий облик. С чего Алтынов вообще взял, что он через сутки будет способен открыть контейнер? Или наоборот, был уверен, что не подумает об этом позаботиться, до последнего поглощая кровь недобровольного донора?

Воспаленное произошедшими событиями воображение нарисовало очень четкую картинку происходящих в лаборатории событий. Алтынов наверняка стоит у кого–то за плечом, руководит очередным исследованием. Часть белых халатов лихорадочно перебирают пробирки, исследуя реакцию спор на различные вещества и раздражители. Как минимум один трудится над субстратом. Двое продолжают опыты с электричеством.

Образы ученых встали перед закрытыми глазами Седого отчетливыми подсвеченными силуэтами. Казалось, протяни руку — и коснешься проходящего мимо человека. Инженер не слышал голоса, но мог бы поклясться, что видит движение губ. Не представляет, не придумывает за них движения, а именно наблюдает, смотрит со стороны и видит не только жесты, но и мысли окруживших его мутантов.

Почувствовал, что может протянуть ниточки своих мыслей к их сознаниям. Борясь с нереальностью приходящегося, попытался дотянуться, сконцентрировался, но вместе с напряжением сил стала нарастать острая, пронизывающая от виска до виска боль. Седой попытался игнорировать ее и тянулся дальше, но боль прострелила голову и отключила сознание.

— Ты живой?

Осунувшееся лицо Романа маячило где–то сверху.

— Я введу кровь. Не дергайся.

Волна эйфории по силе была несравнима с первой, но все же подняла Седого из забытья. Крышка открыта. Ремни больше не опутывают тело.

— Держи.

В ладонь легло что–то холодное.

— У нас тут… — Роман говорил с трудом. все время заваливался вбок, — …все.

Седой рывком поднялся и осмотрелся.

От лаборатории остались только стены и мебель. Мониторы, ноутбуки, оборудование, емкости с реактивами, пробирки, аккуратные полки с контейнерами — все было сметено со столов, полок и перемешано на полу.

— А где все?

Роман не ответил. Взял ладонь товарища, и поднес к своему лицу. Только сейчас Седой сообразил, что в руке у него пистолет.

— Эй, ты что, дурак, убери…

Выстрел выбил пистолет из рук, ослепил, отдался болью в ушах. Инженер откинулся на спину, ударился о край контейнера, но даже не заметил проступившую сквозь волосы кровь.

Всего этого было слишком много для психики человека, не прошедшего даже банальную срочную службу. Да и там вряд ли готовят солдат, способных пережить за сутки десятки смертей, немало из которых произошли не просто на глазах, а в непосредственной близости.

Звон в ушах заглушал все звуки и даже мысли. Стоит прислушаться, и больше не придется думать ни о чем. Вообще ни о чем. Больше никогда. Надо только посильнее прислушаться к звону, пойти на его зов и никогда не возвращаться.

— Пей его кровь.

Здравствуй, Сатана. Или кто там еще хрипит?

— Пей его кровь.

На Седого навалилось чье–то тело. Сквозь приоткрытые веки узнал Романа. Он же застрелился?

— Пей его кровь.

Тело товарища сдвинулось и перед лицом инженера повисла его кисть. Откуда–то из пустоты вынырнул скальпель и на губы хлынул красный поток. Удержаться от желания получить новую волну эйфории оказалось невозможным. Все еще оглушенный, ничего не соображающий, Седой раскрыл рот и начал глотать горячую, толчками вытекающую кровь. Легче стало ненамного, но все же ощущение реальности вернулось.