Семён Афанасьев - Алекс и Алекс 3

– Или он – мутант, – хмуро роняет Анна, влезая между нами. – Я тебя тут чёрт знает сколько жду! – упрекает она уже меня.

– Ты так говоришь, как будто я в баре сидел. – Деликатно напоминаю ей о некоторых недавних обстоятельствах.

Ненавижу апеллировать к недееспособности, но ещё совсем недавно толку от меня было ровно столько же, сколько и от огурца на грядке.

– Извини, – моментально сдувается она. – Вон представитель кланового арбитража. – Кивок вправо, где, опираясь спиной на каменный барьер, стоит самых средних кондиций мужик лет сорока и внимательно наблюдает за нами. – Только тебя и ждём. Мне нужно, чтоб ты поговорил с ним.

– Вот тут не понял, – сейчас делаю шаг назад уже я. – У нас же с тобой были договорённости, что я в это вообще не погружаюсь? О чём мне с ним говорить?!

– Никто не знал, что на дуэли будет концентратор, – загибает пальцы Анна. – Никто не знал, что Штавдакеры, Энзи и Честеры замажутся скопом. Причём настолько, что попытаются взять приступом даже меня, тут, при всех.

– СТОП! Кто такие Честеры?

– Билл же! Его фамилия – Честер. Ну ты даёшь… – Анна растерянно оглядывается на Моше, как будто в поисках поддержки. – Кстати, спасибо ему! – она хлопает по руке нашего нового товарища из Мединат Исраэль. – Если бы не он… В общем, выжить ты вообще был не должен. А предъявить претензии может только участник дуэли, вернее, инициировать их. Мне нужен твой формальный рассказ ему, что всё было так, как было.

– Знаешь, у меня просто не лежит к этому душа. – Прислушиваюсь к своей интуиции и решаю говорить чистую правду. – Не могу понять, в чём дело. Но предчувствие говорит однозначно: мне с ним лучше не разговаривать. Есть какие-то варианты этого избежать?

– Только отказаться. Лично ему в глаза. Это моя просьба, – поясняет она. – Просто переведи стрелки на меня, но лично. От его решения много чего будет зависеть уже сегодня, а мне бы не хотелось терять возможность врезать и по Штавдакерам, и по Энзи. Тем более что они более чем неправы.

Мужик у барьера, видимо, устав наблюдать за нами, отлипает в этот момент от опоры и направляется к нам.

– Алекс Алекс? – впивается он в меня рыбьими глазами, к тому же, не мигая.

– Он самый.

– Я – Ральф, межклановый арбитр, все мои данные есть в семье Хаас, – он очень коротко кивает в сторону Анны. – У меня к вам есть вопросы…

– Извините. Вы, видимо, в курсе, что я сейчас не совсем в состоянии вести беседы?

– На вид не скажешь, – слегка удивляется он. – Ходите, разговариваете, не шатаетесь даже.

– Это исключительно моя личная заслуга, а не часть объективной реальности.

– Вы не член какого-то из кланов?

– Нет, и никогда не был.

– Искрой никакой не владеете?

– Медицина, хань, второй уровень. – Алекс, присмотревшись к этому мужику, по внутренней связи отчего-то инициативно берёт бразды управления разговором в свои руки.

– Это не искра, – пренебрежительно отмахивается он. – Она бы вам не дала возможности… эм-м-м… Вы позволите быть с вами откровенным?

– Извольте.

– Полноценный бой неодарённого с выпускником. Малолетка-соискатель, если верить записи и свидетелям, каким-то образом держит все виды термоудара первую половину секунды или даже секунду. Там, где кожа обычного человека начинает обугливаться мгновенно, на вас это почему-то не работает. Или – работает с почти секундной задержкой. А затем, ровно за эту секунду неясно откуда берущейся форы, вы успеваете выскочить с места каста и целиться в вас надо по новой. Судя по записи вашей тренировки с Анной Хаас, мощность каста, проходящего по вам, вообще не имеет значения. Об этом же говорит и запись боя. Первую половину секунды тепловой урон по вам не проходит в принципе; вторую половину – со значительной потерей эффективности. И в итоге, свернув шею противнику, вы ещё и обвиняете его в использовании артефакта. – Он насмешливо смотрит на меня. – Я ничего не упустил в нашей постановке вопроса?

– Может, я сейчас что-то не то скажу, – оглядываюсь по сторонам, с удовлетворением замечая полное отсутствие внимания к нам окружающих. – Но ты, мужик, не обижайся.

Наступаю ему на ботинок и продолжаю:

– Я сюда попал из чуть иного заведения, и там правила простые. Ты мне сейчас предъявляешь, как будто это я в чём-то виноват. Мне очень жаль, если наш с тобой разговор чем-то повредит Анне, но… ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?! Я не клановый, никогда им не был. На дуэль согласился исключительно по личным причинам, которые раздевать догола перед тобой не обязан. Мне ваш клановый арбитраж интересен так же, как в жопе зубы. КАКОВА ЦЕЛЬ НАШЕГО РАЗГОВОРА?!

Алекс настаивает почему-то именно на таком ведении беседы.

Тип абсолютно не меняется в лице и даже не нервничает, снисходительно кивая мне:

– Я удовлетворён. Вы не могли использовать никаких артефактов, теперь это вижу чётко…

– Не лгите. Не лгите в присутствии Хаас. – Алекс изнутри сейчас почему-то считает, что именно в этот момент надо идти на обострение и резать правду-матку. Либо то, что мы с ним таковой считаем. – Вы сейчас, играя недалёкого дебила-служаку, решаете совсем иную задачу.

Хаас заинтересованно поднимает бровь. Фельзенштейн зачем-то извлекает свой ствол и почёсывает им себя подмышкой.

– Какую же? – этот козёл ещё и улыбается.

– Вы сейчас, по заказу какого-то клана, не могу определить точно, пытаетесь ответить на такой вопрос: моя победа – случайность? Или следствие чего-то более основательного, чем невероятное совпадение маловероятных уникальных слагаемых?

Анна в этом месте начинает сверлить этого мужика взглядом исподлобья и протягивает руку:

– Концентратор!

Тип, называемый почему-то арбитром, вообще без видимых эмоций засовывает руку в карман и отдаёт Анне ту самую бляху, которую она сняла с груди убитого.

– Кажется, арбитража между кланами в вашей развесёлой земле больше нет, – оптимистично влезает в беседу Моше.

Почему-то именно после этих слов Ральфа перекашивает.

– В точку, – удивлённо говорю товарищу. – Смотри, он сейчас первый раз за всю беседу искренне разозлился.

– Это у меня национальное, – смеётся одними губами Фельзенштейн, холодно глядя на Ральфа. – Я умею попадать в нужные точки, вы их называете болевыми. Арбитраж имеет смысл только при двух условиях. И первое из них – неангажированность арбитра и отсутствие у него личной заинтересованности, неважно какого рода.

– Кто такой? – цедит Ральф в сторону Моше.

– Прохожий, – пожимает плечами израильтянин. – Сделаем так. Поскольку я – единственный совершеннолетний с этой стороны, нам нужен кто-то ещё. Анна, звони отцу?

Хаас тягуче смотрит на Фельзенштейна, как будто пытаясь что-то сказать взглядом.