Семён Афанасьев - Алекс и Алекс

– Ну, насчёт последнего я тебе очень много чего могу рассказать интересного, – фыркает Алекс, – но да. Не на вашем уровне. Кстати, пальцы и сетчатка меняются аналогично…

– У нас считается, что помимо идентификации самой личности, ДНК несёт ещё массу интересных подробностей о человеке, его родне. Во многих кланах снимок ДНК является тайной за семью печатями. Потому именно этот анализ используется в строго оговоренном перечне ситуаций. Лишний раз никто им старается не светить, особенно выходцы из серьёзных кругов.

– На каком-то этапе и это перестанет работать, как уникальность, – обещает Алекс. – Если ваше развесёлое общество до этого доживёт. Кстати, ты всё понял, что последний раз с девкой происходило?

– По морде ей съездил с внутренним усилением, чего тут не понять.

– А почему её техника в этот раз по тебе не прошла?

– Ты что-то в кровь добавил, но я не понял, что именно.

– Смотри и запоминай. Вот эти соединения, – Алекс транслирует мне на глазной нерв трёхмерное изображение каких-то загогулин, в итоге оказывающихся схемами молекул. – Норадреналин и дофамин. Они блокируют каскадную выработку мелатонина, которую она провоцировала снаружи и в первый раз, и во второй. А заодно, именно такое процентное сочетание этих гормонов не даёт нарастать процессам торможения в коре головного мозга. Пока не знаем, какие тут арсеналы в принципе у местных бывают, будем каждый случай разбирать, как библиотечный.

Тема кажется мне важной, я усаживаюсь ненадолго на ближайшую лавочку, выбрасывая всё из головы и задавая вопросы. Не так часто в руки простого человека попадают инструменты, нейтрализующие клановые техники. Для Алекса, возможно, это лишь его технический ответ на рядовую научную задачу. Для меня – важный кирпичик в здании будущей независимости от кого или чего-либо.

– Ну видишь, как всё хорошо в итоге! А говорил, в химии не понимаешь, – ржёт Алекс минут через пять, когда я встаю.

– Так я твою схему поколупал. Вроде, всё понятно теперь. Ну мало ли, выдернут тебя отсюда – и кто мне потом что подскажет?

– Да похоже, что быстро по этому времени не выдернут, – вздыхает Алекс. – Впрочем, меня пока всё устраивает.

– Слушай, я всё спросить хотел. А откуда ты её язык знаешь? Он же тяжёлый в изучении, нет?

– Если мы с тобой просуществуем вместе хоть сколь-нибудь долго, ты у меня в дополнение к этому языку ещё минимум два других выучишь, – серьёзно обещает Алекс. – Потому что иначе никакую серьёзную работу даже на вашем уровне ты вперёд двигать не сможешь.

– С чего это? – от такой перспективы несколько оторопеваю.

– Ну смотри. У вас цивилизация идёт примерно так же в развитии, плюс-минус, если брать эволюцию этнических социумов. Из того, что я успел увидеть и прочесть… Народ этой девчонки и у вас самый многочисленный, с письменной историей в несколько тысяч лет. Значит, что?

– Что? – повторяю рефреном, не чувствуя, к чему он клонит.

– Значит, их научная мысль обогнала соседей в некоторых вопросах довольно солидно. Значит, прикладная база по многим направлениям у них по определению развивается быстрее и качественнее, – как-то слишком безапелляционно заявляет он.

– Да ну? Эти вот косоглазые – умнее нас? – вкладываю весь скептицизм, который могу.

– А это ещё одна твоя закладка, – припечатывает Алекс. – Защитная реакция психики. Ну давай в цифрах и на примере. Операция по удалению аппендицита – достаточно серьёзный для тебя пример?

– Ну, вроде, пойдёт, – соглашаюсь. – А что там с аппендицитом?

– А вот тебе две методички для сравнения, – Алекс моментально выгружает в одно из диалоговых окон два листа, в первом из которых я понимаю только цифру «один» в самом низу страницы. А во втором вообще ничего не понимаю, поскольку там одни иероглифы.

– Угу, – веселюсь. – Тебе поиронизировать вслух? Или ты уже понял?

– Вот невежество рождает необычайный оптимизм в душ е , который ни на чём не основан, – ехидно отзеркаливает Алекс. – Начнём с главного. Это профессиональные методички для хирургических и не только бригад, примерно одинакового назначения; они требуют сравнимой квалификации для понимания и ставят перед собой одну и ту же задачу. Начнём с главного. В вашей – двадцать четыре листа. А в их книжице – уже сто десять. По-прежнему смешно?

– Не смешно потому, что не понятно, – я вначале озадачиваюсь. Но почти сразу, кажется, догадываюсь. – Может, у них язык длиннее нашего?!

– Короче на восемнадцать процентов по этой тематике, – улыбается Алекс в ответ. – Ещё какие версии будут?

– Может, они что-то подробнее наших, как для дебилов, описывают? – мне приходит в голову ещё одна мысль по аналогии. – Ну знаешь, как к бытовой технике вот есть же тупые и подробные инструкции, которые никто не читает?

– Ты почти угадал друг мой Алекс, – смеётся сосед. – Вернее, ты угадал вектор. А вот тебе подробности. Да, их методичка именно что в пять раз подробнее вашей, угу. А теперь лови, в чём именно. Различия анестезии при удалении аппендицита у детей до четырнадцати лет – раз. В вашей методичке тема вообще не рассматривается.

– Как так? – мне правда любопытно. – А что у нас пишут об этом же?

– У вас не пишут ничего. У вас по этому поводу – полстраницы. С одним пунктом – анестезия. А у них – пять страниц, на которых расписаны подробные различия анестезии у детей, в зависимости от возраста, пола, индивидуальных особенностей клинической картины.

– Ничего себе…

– Пошли дальше. Даже не будем из темы уходить. Всё та же анестезия при удалении аппендицита, но уже у страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями, есть свои тонкости. У них – ещё три страницы. Отгадаешь, сколько у вас?

– Опять ноль?

– Угу. Ещё дальше. Анестезия у пациентов старше пятидесяти лет. Два листа у них.

– А у нас ноль?

– Точно. Можем пройтись до конца книжечки, – смеётся Алекс. – Вот подобных нюансов на сто листов разницы из ста двадцати между книжками и накапливается.

– Ничего себе… Получается, их врач в пять раз умнее нашего?

– Не так линейно, – морщится Алекс. – Ваш врач не глупее. Просто именно по этой теме он будет накапливать свой опыт вместо того, чтоб воспользоваться готовыми подсказками предыдущих поколений. Потому что у них во много раз больше населения и за один и тот же год у них будет, скажем, несколько тысяч клинических случаев на ту тему, на которую у вас – два или три.

– А при чём тут языки?

– А языки тебе нужны для того, чтоб в науке следить за современным текущим положением и уровнем по отрасли в мире, а не только в твоём городе. Как ты без языка в аналогичной области выкрутишься?

– Ну, подожду, пока методичку переведут? – предполагаю.