Рост Толбери - Орден-I

Есть ли вообще в этой Вселенной место, где нет бесконечной боли и мучений?

Тот, кто создал такой порядок вещей, был очень злым и жестоким.

Мысли текут медленно. Можно думать только про один предмет за раз. Мысли меняются, их не удержать, постоянно теряется нить, сложно концентрироваться. Всё спутывается. То, что когда-то было Дэваном, не могло в полной мере осознать свою новую природу и принять свою историю. Тело сопротивлялось, как и память, оставшаяся от Дэвана. Но она была полезна — узнавала вещи и предметы, которые попадались на пути, давала им имена, возвращала воспоминания, помогала собирать пазл.

Многое потерялось при спуске, многое отличалось от того, КАК он видел без материального тела, и теперь приходилось разбираться во всём заново. В голове Дэвана хранилась лишь незначительная часть знаний о мире. Его опыт познания был фрагментарным и зачастую неверно истолкованным, возможности сосуда, его органов восприятия и центра обработки были ограниченными.

Он не мог покинуть тело, потянуться всем своим сознанием, как он делал, находясь в тюрьме, и познать любой интересный ему предмет. Тут царили иные правила, он узнал это в прошлую свою попытку. Нужно довольствоваться лишь крохами.

Поколение светлячков назад, «окно» его «камеры» открылось в комнату совсем маленького светлячка. Дитя испытывало ненависть к своим прародителям. За то, что они не давали ей играть, как она хочет, были холодны и не уделяли ей должного внимания, которое теперь уходило на только что родившуюся сестру. Они должны были ответить за свои проступки, её мозг представлял удивительно продуманные и жестокие сценарии мести, тело дрожало от переполнявшей злобы, сердце билось отчаянно, она не могла спать.

Как обычно, это виденье позабавило, но лишь до той поры, пока он не задумался о том, кто породил его самого. Он тоже появился откуда-то. У него был источник… родители… может быть и совсем не похожие на смертных, но по какой-то причине они так же были жестоки и покинули его. Бросили умирать в холодной пустыне. Это было несправедливо. Он разделил чувство ненависти с этим маленьким светлячком и заговорил.

Дитя не испугалось его. Наоборот, исполнилось её давнее желание о друге, который бы понял, что она чувствует. Из сострадания он предложил ей поиграть вместе, делать так, как ей захочется, пустить его внутрь, чтобы ей было не так одиноко, и она согласилась. В тот момент случилось маленькое и неожиданное чудо — в её голове открылся маленький цветок, подобный тому, что иногда раскрывался в его темноте. Он потянулся к этому цветку, смог достать его, схватить нечто внутри и вытянуть себя в теплоту.

Он нашёл дверь.

Это было невероятно. Впервые за всю жизнь его не поглощали и отнимали у него энергию. Впервые он почувствовал настоящий град и ливень эмоций и чувств живого тела, физическое тепло и комфорт. Впервые он был жив по-настоящему.

Его первое тело так же было слабым. Чтобы его контролировать, нужно было прилагать усилия, и первые мгновения это давалось с огромным трудом. Первому телу не было больно, но его сознание так же работало спутано, видимо ещё не успело в должной мере созреть.

Океан эмоций и десятки физических ощущений внутри тела и снаружи смутили его. Чтобы разобраться в механизмах он разложил на составляющие первое попавшееся существо — собаку. Её устройство было похожим на человеческие тела, таким же примитивным и предсказуемым механизмом. Но оставаться внутри этого механизма, смотреть на мир через его призму, чувствовать примитивные обменные химические и физические процессы, частично осознавать их нервным центром было… так волнительно и загадочно.

Впрочем, радость была недолгой. Он ещё не успел разобраться во всём, но на него уже начали охотиться. Хозяева Колеса требовали жертв, таков был основной закон этого грубого мира. Светлячки должны были убивать друг друга, неважно какого размера или формы они были, вечная жатва должна была продолжаться. Колесо забирало их теплоту, а они поглощали оставшиеся части оболочки, черпали из этого энергию, чтобы существовать дальше.

Они испытывали голод. Поначалу это чувство было ему чуждо и непонятно. Но он так долго пребывал в темноте, так долго эта темнота забирала у него тепло, так долго она пыталась поглотить его, что у него навсегда остались шрамы. Он почувствовал холод как память и как нечто, что ему необходимо исправить внутри себя. Он хотел согреться, но не телом, которому и так было тепло, а внутри. Он так же испытывал голод, пускай и иной природы.

Он знал единственный источник тепла — светлячки. Сначала он забрал тех, кто охотился на него. Поступил почти как Колесо. Но в отличие от этого механизма пыток, светлячки внутри него больше не страдали. Они отдали ему своё тепло, растворились в нём, стали частью чего-то большего. Им больше не было больно, им не надо было снова проходить через немыслимые вещи, им не надо было вечность собирать мёд. Теперь они навечно были в теплоте и свете.

И вместе с ними он становился сильнее. Искал самых ярких светлячков и забирал их. Тело и реальность вокруг едва выдерживали его накапливающуюся критическую массу, грозили разорваться. Но он копил силы для прыжка в следующее более приятное место и не думал ни о чем, кроме того, как найти следующую дверь.

На короткое время его оставили в покое, он не обратил на это внимания и зря. Светлячки вдруг напали на него с неведомой до этого силой и упорством. Он забрал многих, но атаки становились всё назойливее. Светлячки хотели лишить его сил, хотели разрушить его сосуд и придать Колесу. Безумцы.

Впервые он ощутил страх, в котором они жили практически постоянно. И в страхе он допустил ошибку. Всего на секунду покинул свой сосуд добровольно, чтобы снять ограничения, налагаемые телом, явить им свою истинную силу, чтобы убить их всех.

Тюрьма тут же утащила его в свои холодные недра. Эта она была самым опасным хищником, а он и забыл о её власти и о том, что она всё это время может быть рядом.

Второе тело в какой-то мере стало его новой тюрьмой. Но такой, как он хотел. Тёплой и полной чего-то, кроме темноты. Пускай он и не мог развернуться в полную силу, пока был скован оболочкой. В этом не было ничего страшного, ведь светлячки жили так постоянно.

Их тела были хрупкими, слабыми и ограниченными в своём развитии. Это было решаемо, правда модификации он вносил скорее по наитию, не понимая до конца, как создать на основе своего тела более совершенный и упорядоченный механизм.

Светлячки были слепы. Истинное зрение было доступно для них лишь фрагментарно, сокрыто туманом и даже ему оказывалось сложно проникать сквозь этот туман и видеть суть вещей.