Борис Батыршин - Чужая сила [СИ litres]

Лишь после третьего щелчка Ремер сообразил, что не передёрнул затвор мудрёного пистолетика. А инри была уже рядом, и пришлось падать на спину, уходя от смертоносного высверка – по широкой дуге, обратным хватом, слева направо в гортань.

Как она сумела уклониться от трёх пуль, выпущенных в упор, Ремер так и не понял. Но – факт, уклонилась. После чего – в невозможном заднем сальто ушла назад, припала к земле. А он всё продолжал стрелять – теперь уже по спутнику инри, светловолосому парню едва-едва вставшего на ноги, после падения с троса. Видимо, руки зауряд-прапорщика ещё дрожали, потому что в цель он попал лишь с шестого, последнего в кургузой рукояти-магазине, патрона. Парня развернуло ударом пули, он схватился за плечо и со стоном осел на землю.

– А ну, стерва, бросай ножик!

Фельтке надвигался на инри, подобно боевому шагоходу – пышущий негодованием, изрыгающий длиннейшие ругательства, с тяжёлым железным ломом наперевес. Видимо, остроухая нелюдь оценила риск прямого столкновения с подобным монстром – она вскочила на ноги, попятилась – и вдруг рыбкой нырнула в самую гущу кустов.

– Шайзе!..

Когда Ремер подбежал к стармеху, тот пытался разворошить ломом спутанные ветви в самой гуще зарослей. У самых корней, виднелся узкий чёрный лаз, из которого мерно полыхали зеленоватые сполохи.

Фельтке раздосадовано сплюнул.

– Сбежала! Ушла к газовым пузырям, гадюка! И как это мы все о ней забыли, ума не приложу! Ну, ничего, сейчас изловим…

И опустился на четвереньки, намереваясь последовать за беглянкой.

– Погоди! – Ремер едва успел схватить приятеля за плечо. Прирежет тебя там, даже пикнуть не успеешь. Давай-ка лучше вторым займёмся, пока не окочурился.

И кивнул на стонущего неподалёку напарника инри.

Фельтке неохотно кивнул, встал, отшвырнул лом и направился к раненому. Тот, обнаружив такое внимание к своей персоне, сделал попытку отползти – неловко, на спине, держась за плечо, из которого обильно сочилась кровь. На кожаной, изрядно потрёпанной куртке чужака Ремер разглядел незнакомую эмблему: раскинувший крылья орёл на голубом фоне, увенчанный короной.

Фельтке тоже её разглядел.

– Это кого же мы видим!? – восхитился он. – Джентльмен из Королевского лётного корпуса собственной персоной? Мало тебе, сволочь, что нас сбил – решил ещё и здесь нагадить?

Над головой что-то оглушительно треснуло. По коже Ремера – а и всех прочих, оказавшихся в тот момент, на острове – пробежала волна электрических уколов, волосы зашевелились. И в ту же секунду наверху полыхнуло зеленью.

– Фердаммт шайзе! – взвыл Фельтке. – Что за чертовщина там творится?

Пузырь изумрудного пламени вспух посреди левого корпуса воздушного корабля, распирая оболочку, выворачивая ажурные фермы каркаса.

– Прячься! – отчаянно заорал Ремер. – И скорее, пока это дерьмо не свалилось нам на макушки!

И, подхватив за воротник взвывшего от боли англичанина (даже в такой момент старый служака не забыл о «языке»), поволок его к обломкам цеппелина. Другого убежища на плоской, как стол, поверхности островка, не имелось.

Мичман был неимоверно тяжёл, и Елена, несмотря на все свои спортивные упражнения (она нисколько не кривила душой, рассказывая о занятиях фехтованием) едва удерживалась на ногах сама. А он изо всех сил пытался ей помогать, ковыляя, опираясь на абордажный тесак, стараясь одновременно зажимать рукой широкую резаную рану на бедре, из которой кровь хлещет, как из водопроводного крана.

– Постойте, сфройляйн. – Алекс ухватился за поручень и повис на нём, избавив девушку от непосильной ноши. – Надо что-нибудь. верёвку, какой-нибудь ремень. жгут. Иначе не дойду, истеку кровью.

– Ой, что же это я! – всплеснула руками Елена. – Ха вот, хоть ваш аксельбант.

Готовясь к парадному обеду у фон Арнима, первому в его офицерской карьере, Алекс не выпросил у старшего офицера «Кримхильды» аксельбант и нацепил на мичманский китель, подчёркивая тем самым статус доверенного порученца начальника экспедиции.

На процедуру наложения жгута ушло не больше двух минут. Плетёный позолоченный шнур обернули вокруг бедра у самого паха и туго затянули латунной висюлькой-наконечником. Кровь почти остановилась, и Алекс немедленно повеселел.

– Давайте попробуем добраться до платформы подъёмника и спустимся вниз. Я почти могу идти сам, держась за леера, а вы – бегите вперёд и попробуйте докричаться до кого-нибудь внизу. Надо срочно изловить эту парочку!

Они не успели. Полыхнуло над головой – в десятки раз сильнее обычных инициирующих разрядов в несущих емкостях мета-газа. Остро запахло грозовой свежестью, волосы на головах и Елены и Алекса зашевелились. Но разрядами, даже и такими мощными дело не ограничилось – в двух баллонах (несколькими секундами позже к ним присоединился и третий) плеснули тусклым зелёным светом вспышки – и охватили газовые ёмкости целиком. Пылающий мета-газ мгновенно прогрыз иллюзорные препятствия оболочек, и вот уже запылали соседние баллоны, один, другой, ещё и ещё. Елена и Алекс присели, потрясённые картиной зелёного полыхающего ада, разверзшегося над их головами, а волна катилась дальше, к носу и корме корпуса. Мостик под их ногами просел – переставшие существовать ёмкости с мета-газом перестали генерировать противотяготение, и «Кримхильда» осела на левый бок, медленно, подобно падающему осеннему листу, опускаясь к поверхности островка. В зелёный пожар продолжал бушевать: бешеные языки уже лизали оболочку второго корпуса, который как-то ещё поддерживал корабль на плаву, не позволял ему рухнуть на клочок суши, плывущий на высоте четырёх с половиной тысяч футов…

– Скорее, фройляйн!

Алекс заковылял к пассажирской площадке. Привести в действие подъёмник – об этом нечего и думать. Но впереди, в трёх, не больше, десятках шагов, у входа в штурманскую рубку, зияет открытый люк, и швартовочный конец из него уходит наискось, вниз, к поверхности плавучего островка.

«…так. сорвать ремень, пропустить сквозь дужки эфеса, пропустить под рукой…»

– Обнимите меня, фройляйн! И, ради творца-создателя, держитесь крепче!

Легкое, как пёрышко, девичье тело прижимается к нему. Обхватить рукой под коленями, прижать. вырез на обушке тесака – на трос…

– По-е-е-ехали!

Свист металла по канату. Елена оглушительно визжит, не забывая крепко вцепиться в спасителя – словно детёныш обезьянки из столичного зоосада вцепляется в обезьяну-мать.

«…тридцать футов… сорок… пятьдесят…»

В носовом люке, из которого они только что вылетели, вспухает белёсое облачко. Швартовочный трос, сразу потерявший тугость, валится вниз вместе со скользящими по нему людьми.