Иван Оченков - Путь в Туркестан [litres]

– Даже не знаю, – задумался на миг человек, называвший себя приказчиком. – Хозяину это может не понравиться.

– Полно, господин Пороховщиков, – усмехнулся Будищев. – Какие над вами могут быть хозяева?

– И давно догадались? – с хитрой усмешкой поинтересовался сразу же преобразившийся купец.

– Как вам сказать, – пожал плечами юнкер. – На витрине оружейного магазина и ломбарда одна и та же фамилия – ваша. Приемщик вас явно узнал, хоть и не подал виду. К тому же, когда вы пожаловались на скупость хозяина, он не удержался от усмешки. Ну и кто бы позволил простому приказчику на целый день отлучиться?

– Вам бы, господин Будищев, в полиции служить, а не митральезы изобретать. Всех бы хитрованцев разом переловили!

– Один – один! – засмеялся Дмитрий. – А вы меня как вычислили?

– Помилуйте, Дмитрий Николаевич. Уж не думаете ли вы, что мы в Москве тут совсем на отшибе у цивилизации? Газетки почитываем, про гальванические опыты ваши наслышаны. Книжки опять же, сочинения господина Гаршина. Старшенький мой, изволите видеть, в Петербурге обучается. Так весьма хвалил лекции ваши в университете.

– Да неужели?

– Истинный крест! Так и сказал, что язык у вас очень живой и образный. Объясняете все понятно, а если пошутите, так все по полу от смеха катаются.

– Вот всегда у нас так, – сокрушенно вздохнул Будищев. – Я им, паразитам, о технологиях будущего, а у них одни хиханьки да хаханьки на уме. Вот как с такими людьми Россию с колен поднимать?

– Что есть, то есть, – согласился купец и с надеждой в голосе поинтересовался: – Ну так что, патронов много брать будете?

– Все, что есть.

Возвращаясь в гостиницу, Дмитрий счёл, что день был трудным, а про ночь и говорить нечего, так что пора бы им с Фёдором и отдохнуть. Опять же, винтовку не мешало бы обмыть, а то вдруг она бой потеряет, обидевшись на подобное невнимание. А поскольку денег на большой загул не было, друзья решили обойтись бюджетным вариантом. То есть решил, конечно, Будищев, а бережливый Шматов его горячо в этом поддержал. Так что в номер они заявились нагруженные не только оружием, но и увесистой корзиной со штофом водки и разнообразнейшей закуской.

Поначалу все шло вполне благопристойно. Разлив по чаркам хлебное вино, приятели чокнулись и дружно опрокинули в себя содержимое.

– Хороша! – выдохнул Федя, с сожалением посмотрев на ломящийся от яств стол, но марку выдержал и после первой закусывать не стал.

– Согласен, – кивнул Дмитрий. – Ещё по одной?

– Давай за помин души новопреставленных рабов божьих.

– Ах вот ты про что, – помрачнел юнкер, казалось, и думать забывший о ночных перипетиях. – Разливай.

На этот раз они выпили не чокаясь и мрачно принялись заедать водку. Впрочем, долго грустить у них не получилось. Они были молоды, полны сил, а что касается смерти, крови и страданий… этого в их жизни и раньше было предостаточно. Меньше чем через час штоф лишился своего содержимого, так что пришлось вызывать лакея и посылать его за добавкой. Шматов, правда, порывался сходить сам, но Будищев, скептически посмотрев на шатающегося приятеля, пресек эти поползновения на корню.

В общем, через пять минут у них был новый штоф, через четверть часа заиграла музыка в номере, а через полчаса стал доноситься жеманный женский смех, иногда переходящий в визг. Иными словами, праздник удался на славу.

Древние греки, подвыпив, частенько говорили, что истина находится в вине, но это лишь потому, что их вино не было хлебным. У русских по этому поводу есть другой афоризм – «утро добрым не бывает», и сегодня Дмитрий в который раз ощутил правоту этой мудрости, идущей из глубины веков. Присутствовали все признаки астенического синдрома, включая головную боль, жажду и острое желание дать кому-нибудь в морду.

Рядом раздавалось чье-то мерное сопение и, с трудом повернув голову на источник звука, Будищев заметил мирно спящую пышногрудую фемину. Определить возраст сразу не получилось, но одно можно было сказать точно – несовершеннолетней она не была.

– Уже хорошо, – пробормотал он и, приподнявшись, продолжил осмотр.

На диване спал ещё один свидетель ночного непотребства, а если точнее скрипач. Откуда он взялся, было не совсем ясно, поскольку память такие подробности не сохранила. Но вот играл он, кажется, здорово. Федька даже плакал… вроде бы. Кстати, а где он? Пропажа, впрочем, скоро нашлась.

Как оказалось, Шматов сидел за ширмой, прихлебывал горячий чай и о чем-то беседовал с какой-то девицей, которую Будищев, не мудрствуя лукаво, тоже отнес к проституткам. Не то чтобы на лице девушки читались следы пороков или одежда была какая-то уж очень фривольная, просто ожидать в их номере появления честной женщины после вчерашнего непотребства было несколько опрометчиво.

– Очень доброе утро! – мрачно поприветствовал он их.

– И вам, – натурально смутилась жрица любви.

– Похмелиться хочешь? – с готовностью предложил Федька и даже взялся за штоф.

– Нет, – помотал головой Дмитрий. – Избыточный опохмел ведет к запою, а у нас дел много.

– За пивком сбегать? – не унимался приятель, хорошо изучивший его вкусы, но на сей раз юнкер остался непоколебим.

– Изыди, сатана! – вяло отмахнулся он от заботливого друга. – Дайте лучше что-нибудь холодного и мокрого.

– Я сейчас рассольчику раздобуду, – подхватилась внимательно слушавшая их девушка и буквально через минуту доставила страждущему полный ковш капустного рассола.

– Умничка! – похвалил её Будищев, закончив утолять жажду. – Не дала помереть, не то что этот аспид.

– На здоровье, – так искренне улыбнулась она, что Дмитрий на секунду усомнился в её профессии.

– Как звать-то тебя, красавица?

– Запамятовали? – с явным ярославским выговором спросила она. – Виолетта я, а та, что дрыхнет – Клементина!

– Ишь ты, – уважительно отозвался юнкер. – Не хухры-мухры!

– А то, – задорно рассмеялась служительница Эроса.

– Господа, – прервал их дрожащий голос только что проснувшегося музыканта. – Не откажите в любезности, поднесите чарку страждущему…

Скрипач оказался худым человеком в потертом сюртуке и с длинными, немного спутанными грязными волосами. Помятое заискивающее лицо и дивный отливающий перламутром синяк не давали точно определить его возраст, но старым он не выглядел.

– Федя, налей человеку, видишь, мучается, – велел приятелю юнкер.

Шматов не заставил себя просить дважды и протянул стакан, приготовленный им для Будищева. Тот с неожиданной резвостью схватил его и залпом опрокинул в рот, после чего несколько раз судорожно сглотнул, будто сдерживая позывы рвоты, но все-таки справился, и даже немного посветлел лицом.