Александр Андронин - Корпоративное бессознательное [litres]

Буря наконец прошла. Пора выбираться. Впереди ещё долгий путь.

Он выпрямил онемевшее от долгой неподвижности тело и начал выбираться из-под танка. Выползая, он задевал макушкой обгоревшее днище, пачкая капюшон жирной сажей.

Встав в полный рост, он посмотрел на танк, под которым прятался. С одной стороны машину по самые люки замело серой пылью, похожей на грязный снег. Если бы буря застала его чуть раньше, на равнине, это была бы верная смерть – в этой бескрайней степи, ровной как стол, ветер разгонялся до страшной скорости. Его тело подхватило бы и понесло как перекати-поле, размазало бы по сухой жёсткой земле.

Он прибежал сюда, подгоняемый бурей, уже не видя ничего вокруг из-за чудовищного ветра, и подумал тогда, что ему чудом повезло наткнуться на сгоревшую машину. Сейчас, оглядываясь вокруг, он понимал, что везение тут было ни при чём.

Остовы техники. Везде, куда бы он ни взглянул. Вон там бронетранспортёр с оторванной башней. Рядом с ним, скорее всего, комбайн – трудно было сказать точно, кабину разворотило, из серых сопок торчали только катки с болтающимися на них траками. Ещё дальше виднелись грузовики, транспортёры-стотонники, гусеничные тракторы – всё искорёжено, смято, свалено, как брошенные игрушки. В грудах металла угадывались грубо наваренные бронелисты, кое-как установленные пушки, пулемёты и ракетницы. Неестественно и дико смотрели в небо покрытые горелой резиной колёсные диски.

Он старался не думать, что происходило с экипажами при орбитальной бомбардировке, раскидавшей машины, как сухие листья.

Поднятая бурей тяжёлая пыль быстро оседала, и взгляду постепенно открывалась полная картина, во всём её сюрреалистичном величии. Технологическое кладбище. Десятки, сотни машин. Он даже не знал, что их столько на планете.

Хотя он много чего не знал. Он не мог вспомнить даже собственное имя.

Но название этого места он помнил – долина Акерон. Место самого масштабного сражения на Терне-31. Он идёт в верном направлении. Там, на западе, находится город Селва. Он был твёрдо уверен, что когда он придёт туда, то уже точно сможет сказать, кто он такой.

Он стряхнул с рукава серую пыль и вдруг понял, что это: не только пережженная адским жаром земля, не только перемолотая ветром окалина танковой брони. Это прах. Останки тех, кто здесь погиб, для кого долина превратилась в колоссальную печь крематория. Он с ног до головы был покрыт пережжёнными человеческими останками.

Он начал судорожно и брезгливо отряхиваться, но скоро бросил это занятие. Пепел вбило ветром в одежду, загнало под респиратор. Часть праха он уже вдохнул. Пепел прилип к языку, и казалось, что от этого вкуса уже никогда не удастся избавиться.

Он снова посмотрел на танк, под которым пережидал бурю. Выползая, он своим телом пробил бруствер из наметенного пепла. Выглядело так, словно он выбрался из собственной могилы.

А может, он так и остался там? Он сел у танка и вгляделся в темноту. Там что-то было. Чьё-то тело. Он продолжал смотреть, не мигая, и постепенно очертания тела становятся всё более ясными.

Человек лежит на столе. Руки и ноги привязаны широкими ремнями, он не может пошевелиться.

Что-то стукнуло по броне. Он поднял голову и увидел на танковой башне девушку с бледной кожей и чёрными глазами – она сидела, скрестив ноги в больших мужских ботинках, и смотрела на Кеорта. Из-за её спины выглядывали края сложенных крыльев.

– Меня сейчас будут убивать, – сказал Кеорт. – Отвернись.

Она покачала головой, и пепел осыпался с её волос.

Он моргает, чтобы смахнуть с глаз пелену из пепла. Ремни ему просто привиделись. Это операционный стол. А двигаться он не может из-за наркоза.

– Я выполнил задание? – беззвучно спросил он у склонившегося над ним врача.

Врач не ответил.

– Я умер? – спросил Кеорт.

Может, на самом деле он сейчас там, в долине Акерон? Скорчился под сгоревшим танком, а перелет на «Хароне», Артон, Эйди – всего лишь предсмертный бред?

Врач взглянул ему в глаза, ничего не ответив, и растворился в черноте.

Маленькая комната. Он прикован к койке. На руках и ногах широкие кожаные ремни. Ему дали отдохнуть, как обычно бывает в середине сеанса. Невнятные образы разбегаются по закоулкам сознания – наверно, им тоже больно от разрядов. Он пытается ухватить их, вытащить на яркий свет, бьющий с потолка – нужно хоть чем-то заполнить пустую голову.

Кое-что удаётся поймать и понять, что он видел только что, между разрядами: ему казалось, что он путешествовал через бескрайнюю равнину, усыпанную пеплом. Какой это был круг? Который по счёту? Он был до или после того, в котором струится дождь?

Пепельная равнина, разрушенный город в тумане, заброшенная станция – какая причудливая фантазия… Такое бывает. Иногда во время сеанса разум за несколько секунд создаёт целые миры, невероятные истории. Они живые, яркие, как бело-синие вспышки от разрядов. Это как-то связано с электрической стимуляцией мозга. За несколько секунд можно прожить целую жизнь, ощутить её всеми органами чувств. Даже почувствовать боль. Скосив глаза вниз, он приподнимает правую руку, насколько позволяет ремень. С ладонью всё в порядке. Фантазия была такой настоящей, что он не удивился бы, окажись кисть разорванной в клочья.

Громкий щелчок – включается аппарат, гул трансформатора заполняет маленькую комнату. На виски ложится холодный металл. Он сжимает челюсти, стискивает резиновый цилиндр в зубах.

Сейчас начнётся снова. Сейчас. Напрягшись, он ждёт, но разряд, как всегда, бьёт неожиданно. Он выметает из головы все образы, топит их все в бело-синей вспышке.

Агония продолжается.

Земля. Он на Земле.

Он смотрел на светильник на потолке, пока из глаз не потекли слёзы. Он не знал, почему плачет – из-за яркого света или от счастья. Он рассмеялся бы, если бы не пластиковая трубка в горле. Он даже улыбнуться не мог – губы были заклеены пластырем, удерживающим трубку на месте, и от этого онемели. Когда он попытался снять его, то обнаружил, что не может пошевелиться, будто он пролежал во сне несколько месяцев и разучился пользоваться собственным телом.

Всё в порядке. Слабость, спутанность сознания – это обычные последствия анабиоза. Он действительно лежал неподвижно целых одиннадцать месяцев, пока спасательная шлюпка летела от Терны-31 к Земле. Но теперь он достиг цели. Всё было не напрасно.

Он с трудом повернул голову, насколько позволяла трубка, и сквозь слёзы разглядел прозрачную колбу, внутри которой равномерно поднимались и опускались меха аппарата ИВЛ. Увидел светящееся датчиками медицинское оборудование, кривые, бегущие по матовым табло.