Александр Андронин - Корпоративное бессознательное [litres]

Дело в словах. Слова обозначают понятия, объекты мышления. Чем обширнее кругозор человека, чем разнообразнее и сложнее его внутренний мир, тем больше различных слов он использует в своей речи. Слова произносят, чтобы выразить мысль. Если слова яркие, точные, выражения меткие – не значит ли это, что человек остроумен, а мир его идей обширен и многомерен? И если словарный запас строго лимитирован, если на языке всякий раз одни и те же слова – не значит ли это, что в голове постоянно одни и те же мысли?

«И как тогда характеризует координатора его переусложнённая, тяжеловесная манера речи?»

Поля впереди истекали тягучим дрожащим жаром. Дым из сжигателя мучительно полз среди колосьев. Громадное тяжёлое солнце неторопливо двигалось к горизонту, становясь всё больше.

«Язык влияет на мышление. Если не определяет полностью, то уж точно влияет. Правильно ли ограничивать себя скудным запасом сухих слов официально-делового стиля? Нужно ли постоянно ставить свою речь и свои мысли в жёсткие рамки бизнес-терминологии? Какой в этом смысл? Это не профессионально-техническая лексика, где термины обозначают уникальные понятия, для которых никаких других слов просто нет».

Или у Райтнера это получается непроизвольно? Может, годы общения на бизнес-языке его искалечили и он уже напрочь позабыл большинство простых, обыкновенных слов? И говорить иначе уже просто не способен?

Профессиональная деформация. Привычка, ставшая частью личности. Точно так же Лестер в своё время привык исполнять распоряжения и указания и уже перестал оценивать их критически.

«Тебе-то это известно». «Для таких, как ты и я…». Кеорт нахмурился. На что намекал заместитель координатора?

На висках прямо в жарком воздухе будто намёрз лёд. Во рту появился гадкий привкус.

Кеорт полез в карман за таблетками, не глядя ощупал упаковку. Пальцы натыкались на пустые ячейки – одна, вторая, третья… Он поднёс гибкую пластинку к глазам, вытряхнул последнюю таблетку на ладонь. Они кончились. Это произошло совсем незаметно.

Он покатал рассыпающийся белый диск на ладони. «Где теперь достать ещё? Таблетки были у меня… всегда. Как и головные боли. Я принимаю их после той травмы. После того случая, когда…»

Перед глазами всё расплылось, стало ненастоящим, похожим на сон, от которого на мгновение проснулся, а потом – очень ярким, будто он смотрел на солнце. Внутри черепа вспыхнул первый уголёк боли. Кеорт бросил таблетку в рот, пока уголёк не превратился в костёр, опёрся спиной о шершавое железо, приказав себе думать только о том, что он видит сквозь заросли плюща.

Боль не исчезла совсем, стала вязкой, как текущий по полю дым. Сжигатель источал серую пелену, она сбивалась среди стеблей в плотную непроницаемую массу, в которой вяз солнечный свет.

Мысли клубились внутри головы беспокойным дымным морем.

Всё это, неправильное, что я вижу в этом посёлке – это всё присуще только «Иллакису» или всем компаниям вообще? И разница только в логотипах и названиях? А если в моей компании, когда я её найду, будет то же самое?

Холод от железа медленно растекается по спине. Это всё неправильные мысли. Их следовало бы сжечь в закопченном боксе. Если бы можно было, он бы так и сделал.

Поле погружалось в сумерки. Со стороны полей не доносилось ни звука, глаза Кеорта не улавливали никакого движения.

«Они не придут. Не сегодня».

Кеорт прислонил карабин к округлому боку башни, вынул из сумки бутерброд с жареными овощами и начал есть, глядя на поля.

«А что плохого в том, чтобы подражать начальнику?» – Кеорт пережёвывал мысли, как хлеб. – Что из того, что Лестер старается походить на координатора? И кто я такой, чтобы судить руководителя? Пусть даже и не своего? Координатор – лицо, наделённое полномочиями, он принимает решения. Это ответственное дело. Принимать решения… наверно, с этим справится не каждый».

Он с трудом проглотил кусок. Местный хлеб ему нравился, овощи – нет.

«Сплошные овощи в этом посёлке».

Кеорт не донёс остатки бутерброда до рта и замер. Только что произошло некое событие. Был какой-то звук. Как будто… как будто кто-то закашлялся, как бывает, если надышаться дыма, едкого дыма из сжигателя… или пыльцы этих тёмно-зелёных растений в сиреневых прожилках, которые растут в большой оранжерее.

Кеорт напряг глаза, вглядываясь в пыльные оранжерейные стёкла.

Блик. Солнце отразилось от объекта, движущегося в оранжерее. Темные силуэты за буйной растительностью.

«Они уже внутри, идут сквозь оранжерею».

Кеорт выронил остатки бутерброда, схватил карабин, направил ствол в сторону оранжереи и замер.

Стрелять было не в кого. Видно было только неясное мельтешение за пыльными стёклами. Кеорт покрылся испариной, футболка под курткой моментально прилипла к спине.

«Что это со мной? Почему я так нервничаю? Такого не должно быть».

Стеклянная дверь оранжереи приоткрылась, из неё высунулся человек – его рубашка в крупную красную клетку была хорошо видна над серой травой. У человека были длинные светлые волосы и нечёсаная борода. Кеорт не помнил, чтобы видел его в Плутосе.

Незнакомец огляделся, вышел наружу. Присел на одно колено, прикрывая глаза от солнца, и стал смотреть в сторону посёлка. Кеорт поднял карабин, так что над прицелом осталась видна только светлая макушка.

Неожиданно для себя он опустил оружие. Правильно ли то, что он собирается сделать? Человек выглядел совершенно обыкновенно.

«Может, это всё же кто-то из местных? Случайно сюда забрёл? Всё перепутал, забрался на охраняемую территорию или просто зашёл зачем-то в оранжерею?»

Незнакомец совсем не отличался от людей, которых он видел в Плутосе.

Карабин мелко затрясся в руках. Откуда взялись эти сомнения? Какие у него причины для колебаний?

Кеорт напрягся, пытаясь подавить дрожь. Есть чёткие указания. Есть задание.

«Но могут же быть исключения. Нештатные ситуации. Иногда приходится принимать решения самому».

Карабин в руках трясся всё сильнее. Незнакомец не двигался, высматривая что-то среди сараев впереди.

Все исключения прописаны в стандартных операционных процедурах. Как и действия во внештатных ситуациях. Всё уже предусмотрено заранее. Можно просто выполнять.

«А если это враг? Каковы риски? К кому обратиться? Может, подождать ещё? А если это свой… А если будет поздно? Я провалю задание».

Провалить задание – неприемлемо. Но разве задание важнее жизни?

«Я должен это сделать». В животе что-то болезненно ворочалось, будто в кишках проснулся большой паразит. Кеорт прицелился. Руки дрожали, прицел шатало во все стороны.

«Это моё задание. Это моя работа. Я должен».

Он сосредоточился на указательном пальце и запретил себе думать о последствиях. Спусковой крючок карабина сопротивлялся, но постепенно сопротивление сошло на нет.