Сьюзен Коллинз - Баллада о змеях и певчих птицах

Кориолан ничуть не разделял подобных «романтических идей», поскольку не видел в войне абсолютно никакой романтики. Отвага в бою часто проистекает из стратегических просчетов командования. Он понятия не имел, готов ли закрыть Феста от пули, и вовсе не собирался это выяснять. Что же касается благородных идей применительно к Капитолию – неужели люди верят в подобную чушь? Желания самого Кориолана не имели ничего общего с благородством, его интересовал исключительно контроль над ситуацией. Нельзя сказать, что у него не было никакого морального кодекса, совсем напротив. Однако все, что связано с темой эссе – начиная с объявления войны и заканчивая парадами победы, – представлялось ему пустой тратой ресурсов. Кориолан поглядывал на часы, в то же время притворяясь увлеченным беседой, и мечтал, чтобы до него очередь не дошла. К парадам он давно охладел, могущество привлекало по-прежнему, но на фоне романтических бредней одноклассников выглядело каким-то бессердечным. И еще он сильно жалел, что написал про петрушку, ведь эта история звучала совсем по-детски.

Когда настал его черед, Кориолан не придумал ничего лучше, чем прочитать историю про индейку. Домиция сочла ее трогательной, Ливия закатила глаза, а доктор Галл подняла брови и поинтересовалась, есть ли ему еще чем поделиться. Кориолан покачал головой.

– Мистер Плинт? – спросила доктор Галл.

Весь урок Сеян просидел молча, и вид у него был подавленный. Он перевернул листок и прочел:

– «Единственное, за что лично я любил войну, – тогда я жил у себя дома». Если вы меня спросите, чем она была ценна для других, так это возможностью восстановить справедливость.

– И удалось? – подняла брови доктор Галл.

– Вовсе нет. Жизнь в дистриктах стала только хуже! – выпалил Сеян.

В классе раздались возмущенные возгласы.

– Ничего себе!

– Вот так сказал!

– Езжай обратно во Второй! Скучать по тебе не станем!

«Теперь он и правда нарывается», – обреченно подумал Кориолан. В то же время он разозлился. Для того чтобы развязать войну, нужны две стороны. Первыми, кстати, начали повстанцы. И он в результате остался сиротой.

Сеян не обращал на одноклассников никакого внимания, пристально глядя на Главного распорядителя Игр.

– А за что любите войну вы, доктор Галл?

Она смерила его долгим взглядом и улыбнулась.

– Я люблю ее за то, что она подтвердила мою правоту.

Директор Хайботтом объявил перерыв на обед прежде, чем кто-нибудь осмелился уточнить, в чем именно заключалась эта правота. Ученики вышли, оставив свои эссе на партах.

На еду им дали полчаса, однако Кориолан ничего с собой не принес, а столовая по воскресеньям не работала. Весь перерыв он провел, растянувшись в тени на парадной лестнице, пока Фест с Иларием Хевенсби, которому досталась девушка из Дистрикта-8, обсуждали стратегию для трибутов женского пола. Кориолан с трудом вспомнил трибута Илария – он видел ее на вокзале в полосатом платье и красном шарфике, и еще она постоянно находилась рядом с Бобином.

– Беда в том, что девушки, в отличие от юношей, не привыкли драться, – заметил Иларий. Хевенсби были очень богаты, примерно, как Сноу перед войной, тем не менее Иларий всегда выглядел довольно невзрачно.

– Ну, не знаю, – протянул Фест. – Думаю, моя Коралл вполне способна составить конкуренцию этим парням.

– А моя – заморыш. – Иларий лениво поковырялся наманикюренными пальцами в сэндвиче с отбивной. – Она зовет себя Воуви. Я пытался подготовить старушку Воуви к интервью, но она полный ноль! Никакой индивидуальности. Спонсоров она не привлекла, поэтому даже если ей удастся скрыться от остальных, кормить ее будет нечем.

– Если выживет, спонсоры найдутся, – заметил Фест.

– Ты меня вообще слушаешь? Драться не умеет, денег на еду для нее нет, потому что членам семей менторов быть спонсорами нельзя, – проныл Иларий. – Надеюсь, она продержится достаточно долго, и я смогу посмотреть в глаза родителям. Им будет ужасно стыдно, если мой трибут не войдет даже в дюжину финалистов.

После обеда Сатирия повела менторов на студию «Новостей Капитолия», чтобы они поближе познакомились с закулисной стороной Голодных игр. Хотя сами распорядители работали в обшарпанных кабинетах, аппаратная выглядела вполне пристойно; впрочем, в итоге она оказалась слишком мала и не смогла вместить всех. Кориолан немного расстроился – он ожидал увидеть нечто более эффектное. Распорядители как ни в чем не бывало обсуждали комментарии менторов и участие спонсоров, радуясь нововведениям этого года. Студия буквально гудела от оживленных голосов, пока операторы проверяли дистанционно управляемые камеры, установленные еще в те времена, когда на арене проводились спортивные мероприятия. Полдюжины сотрудников тестировали малые беспилотники, предназначенные для доставки подарков от спонсоров; аппараты могли переносить по одному предмету за раз и умели распознавать получателя по лицу.

Счастливчик Фликермен, окрыленный успехом предыдущего вечера, стоял в окружении репортеров из «Новостей Капитолия». Увидев, что ему назначено на восемь пятнадцать следующего утра, Кориолан возликовал, пока ведущий не пояснил: «Мы поставили тебя пораньше, чтобы успел выступить. Сам знаешь, твоя девушка мигом сыграет в ящик».

Кориолана словно с размаху ударили в живот. Ливия просто злобствовала, доктор Галл была не в себе, поэтому он с легкостью игнорировал их заявления, что победа Люси Грей не светит. А вот дурацкие слова Счастливчика Фликермена неожиданно задели его за живое. По дороге домой он морально готовился к последней встрече с Люси Грей и размышлял о том, насколько велика вероятность, что завтра в это время она будет мертва. Вчерашняя ревность к ее бывшему и к ошеломительному успеху на сцене испарились. Кориолан чрезвычайно привязался к девушке, которая вошла в его жизнь так неожиданно и с таким шиком. И дело не только в том, что благодаря Люси Грей ему удалось блеснуть в роли ментора. Она притягивала его гораздо сильнее, чем капитолийские девушки. Если она выживет – ах, если бы! – их судьбы соединятся навсегда. К сожалению, несмотря на все свои бодрые заверения, Кориолан знал: шансы не в ее пользу, и чувствовал гнетущую тоску.

Дома он лежал на кровати и страшился момента, когда придется сказать ей «прощай». Ему хотелось подарить Люси Грей что-нибудь красивое в награду за все, что она для него сделала. Она вернула ему чувство собственной значимости. Она дала ему возможность блеснуть перед всем Панемом. Благодаря ей премия лучшего выпускника Академии уже почти у него в кармане. И, разумеется, она спасла ему жизнь. Значит, подарок должен быть особенный. Драгоценный. От него лично. Розы не годятся, ведь их вырастила Мадам-Бабушка. Нужен какой-нибудь предмет, который она возьмет в руки и вспомнит, что не одинока, если на арене придется туго. Изящный шарфик оранжевого цвета, чтобы вплести в прическу? Именная золотая булавка с гравировкой, врученная Кориолану за успехи в учебе? Локон его волос, перевязанный ленточкой? Что может быть более личным?