Евгений Щепетнов - Чистильщики

Дорога в подвал не заняла много времени. Из кухни, по лестнице, в обычный подвал, какие есть в каждом купеческом доме, да и не в купеческом — тоже. Где-то ведь надо хранить продукты, да и лишнее барахло куда-то надо сложить.

Здесь никакого барахла не было. Если не считать барахлом десяток мальчиков и девочек, сидящих и стоящих за решеткой, перегораживающей вход в подвал.

Самодельная темница была разделена на две половины — женскую и мужскую. В каждой находились по пять детей, возрастом примерно от семи до двенадцати лет. Точнее сказать было нельзя — в подвале слишком темно. Юсас прихватил с собой масляный фонарь, который пришлось долго зажигать — пока нашел кресало, пока разжег — но фитиль был почти сожжен, и заменить его Гримал так и не удосужился. Язычок пламени метался, колеблемый сквозняком, и давал света не больше, чем нужно было для того, чтобы рассмотреть ступени лестницы и не навернуться с нее, ломая шею. Чтобы рассмотреть в подробностях тюремную камеру такого света было явно недостаточно.

Все, что видно — светлые фигурки за толстыми прутьями на фоне темной стены. Да общие очертания этих самых фигур — по крайней мере можно было рассмотреть, кто есть мальчик, а кто девочка. Все обнажены — ни трусов, ни рубах, и это при том, что в подвале довольно-таки прохладно. Ну так Юсасу показалось — прохладно. Его вдруг стало немного трясти.

И еще была странность — все молчали. Дети не плакали, не стонали, ничего не говорили. Они стояли и сидели, прижавшись к стене, и смотрели на Юсаса вытаращенными как от ужаса глазами, явно ожидая чего-то плохого. Даже не плохого, а совсем ужасного! Такого запредельно ужасного, что от предвкушения стынет кровь в жилах и каменеет тело.

Юсас чувствовал это, и у него перехватило дыхание. Что теперь делать? Как быть?

— Эй! С вами все в порядке? — спросил он, чувствуя, насколько глупо звучит этот вопрос. Ну в самом деле — что может быть в порядке, если ты сидишь голым в темнице, в доме, который принадлежит мерзкому человеку, можно сказать маньяку, убийце, негодяю! А что тогда спросить?

Дети продолжали молчать, и тогда Юсас приблизил фонарь к решетке, стараясь разглядеть лица тех, кто там находился. И дети тут же вжались в стены, опуская глаза, и Юсас знал — почему. Нельзя смотреть в глаза тому, кого ты боишься, и не хочешь, чтобы он тебя заметил. Надо стать незаметным, стать тенью — неслышимой и серой. И может тогда он тебя пропустит и возьмет другого!

— Эй, вы меня понимаете? — голос Юсаса дрогнул, и почти сорвался на хрип. — Понимаете? Я… я… я хороший!

Он сам не знал, почему так сказал. Ну просто ничего другого не сумел найти у себя в голове. Хороший! Ведь он правда — хороший! Воровал, да. Но ведь не последнее! И детей в темнице не держал! Старался жить по-совести! Ну… насколько мог.

— Ты хороший? — от толпы детей отделилась девочка лет семи. Маленькая, худенькая, большеглазая. На ее теле виднелось множество синяков, будто кто-то ее щипал, а на подбородке — уже пожелтевший синяк.

— Ты не будешь делать нам больно? — девочка смотрела на Юсаса огромными карими глазами, и ему вдруг захотелось рыдать. В голос, бросившись на грязный пол, стуча кулаками по ступеням загаженной лестницы — рыдать! Да почему же так?! Ну почему, почему?! ЗА ЧТО?! Ну что они сделали такого, чтобы поступать с ними — ТАК?! Почему этот мир такой мерзкий, такой подлый?! Зачем он?!

— Я не буду делать вам больно! — севшим голосом пообещал Юсас, протянув руку между прутьев, попытался погладить девочку пот голове. Она вздрогнула, отшатнулась, закрылась руками и присела, сжавшись в комочек. И тогда Юсас с ужасом увидел, что спина ее и попка исполосованы рубцами. Ее кто-то сек — до крови, безжалостно, практически до смерти. Но она умудрилась выжить.

— Слушайте меня! — Юсас повысил голос, изо всех сил стараясь, чтобы он звучал звонко и грозно — Я Юсас! Я пришел, чтобы вас освободить! Вашего… хозяина я связал, он лежит в прихожей! Теперь вы никому не принадлежите! Я вам помогу, и вы уйдете куда хотите!

И тут он запнулся — а куда они уйдут? Правда — куда?! А может им идти-то некуда! Совсем — некуда! Вот как ему, например!

— Кто знает, где здесь ключи? Ключи от замков?

Молчание. Потом мальчишечий голос, робкий, будто мальчишка еще не верил тому, что случилось. Боялся поверить.

— Они висят вон там… в углу. На крючке. Только ты правда пришел нас освободить? Это не Гримал тебя подослал?

Мальчишке на вид было лет двенадцать, хотя могло быть и больше. Худой, но жилистый, тело практически лишено детской угловатости и нежности. Да, скорее всего ему было больше двенадцати — у него начали расти волосы на лобке. Возможно, он чуть младше Юсаса или такого же возраста.

— Я же сказал — Гримал лежит связанным! — Юсас придал голосу солидность и даже суровость, а когда услышал голос девочки из женского отделения, и посмотрел туда, то замолк, и невольно отвел глаза. Ему стало неловко. Этой девочке тоже на вид было лет двенадцать, но только на первый взгляд. Лет четырнадцать, без всякого сомнения. Грудь практически как у взрослой, только еще не отвисает. Волосы на лобке, совсем немного. Округлости — как у настоящей женщины, только очень уменьшенной. Ну как если бы взяли взрослую девушку, и… сжали со всех сторон, уменьшив ее в размере.

Карлица? Да вроде — нет. Юсас видел карлиц. У них обычно неприятные взрослые лица, и разговаривают они странными голосами, тоже неприятными, будто нарочно коверкают слова. У этой обычный девчачий голос, звонкий и очень даже приятный.

Смотреть на нее было стыдно, но… хотелось. Ужасно хотелось. Взгляд так и притягивался к девичьей фигуре, тем более что девушка не прикрывалась. Не отворачивалась, стояла голой, будто так все и надо. Будто стоять и разговаривать с незнакомым мальчишкой вот так, голышом — это привычное, обыденное дело. А что такого-то?

— Вы как тут оказались? — не утерпел, спросил Юсас, шагнув туда, куда показал мальчишка, за ключами. — Сколько вы уже тут?

— Не знаю… — равнодушно ответила девушка. — Долго. Очень долго. Я Элена. Он для себя нас держит. Давно уже. Серх — это мой брат. Мы близнецы. Мы ехали с отцом, напали разбойники. Всех убили. Нас забрали, а потом нас купил Гримал. И с тех пор мы здесь. А дети недавно. Может месяц. Может два. Он где-то их берет, развлекается с ними месяц, два, а потом продает. Если не умирают. И новых покупает. И снова продает. А мы все время тут. За детьми ухаживаем. Дом убираем. Развлекаем Гримала.

— Как развлекаете? — Юсас не хотел спрашивать, все и так было ясно. Но он все равно спросил. Он должен был это спросить — чтобы знать. Чтобы быть уверенным. Ему Это было нужно.

— Он трахает нас… — девушка снова как-то спокойно, до безумия спокойно пожала плечами. — Иногда хочет, чтобы мы трахали друг друга. И смотрит. А потом все равно трахает нас. А иногда сечет плетью. Или ремнем. Но это редко. Плетью он сечет детей. Ему нравится, когда они плачут. И тогда он их трахает.