Евгений Щепетнов - Чистильщики

Девочка еще что-то хотела сказать, но Юсас перебил ее:

— Хватит! Не надо больше! Хватит! Остановись! Хватит…

Девочка замолчала, послушно и беспрекословно. И снова замерла, держась за прутья решетки и не обращая внимания на окружающее. К ней подошла давешняя девчонка, что разговаривала с Юсасом, обхватила ее за бедра, девушка опустила ей на голову ладонь, и так они стояли, прижавшись друг к другу, окунувшись в какой-то свой мир, где нет ни клетки, пахнущей мочой, по́том и ужасом, где все хорошо, и где они всегда сыты и никто им не делает больно.

И Юсас вдруг подумал о том, что возможно ему было не так уж и плохо, как казалось. По крайней мере он знал, что где-то есть Дегер, и Дегер его никогда не бросит. Найдет, и все будет хорошо. Была надежда. А у этих — надежды не было никакой. Вообще — никакой. Только ужас, только боль, только страх.

Ключи нашлись там, где показал парнишка. Два здоровенный стальных ключа, провернувшихся в замочных скважинах так легко, что Юсас даже удивился — замки были огромными, их невозможно сломать даже ломом. Такие обычно вешают на дверях купеческих складов. Видимо, за ними ухаживали и смазывали. К тому же частенько открывали и закрывали эти двери.

Дети вышли из клеток организованно, без криков и плача. Пошли наверх по лестнице вероятно так, как делали это не раз и не два — впереди Серх, позади всех Элена, мягко направляющая вперед ту самую девчонку-семилетку. На Юсаса они не смотрели, шли как-то странно, будто во сне, и Юсас вдруг с тянущим в груди чувством подумал, что это все неспроста. Дети не могут ТАК себя вести. Быть такими спокойными, такими тихими. И такими послушными.

Он вошел в клетку, где сидели мальчики. Посветил фонарем, увидел на табурете деревянную бадью, наполненную водой. Наклонился над ней, принюхиваясь, поднял лежащий рядом легкий деревянный ковшик, зачерпнул. Поколебался пару секунд (ему было противно), и отхлебнул глоток горьковатой, пахнущей прелью и чуть сладковатой воды. Мгновенно выплюнул, сразу распознав знакомый вкус.

Он знал, что это такое. Пробовал. И не понравилось, слава Создателю. Его тогда рвало, да так, что едва не выблевал все свои внутренности. Говорят, такая реакция не у всех. Большинство подсаживается на наркоту с первого раза. Его организм оказался стойким и категорически воспротивился принимать эту гадость в свой кровяной круговорот. Уберег Создатель. А вот этих детишек — не уберег. И как теперь они будут жить с такой бедой — неизвестно. Избавиться от наркотической зависимости можно только одним способом — лечить их сильной магией, очищающей кровь, выводящей яд из телесного оборота. Иначе — пятьдесят на пятьдесят, что они умрут, если не получат очередной дозы наркоты.

Юсас вдруг услышал пыхтение, стук, стоны и приглушенные крики. Поняв, в чем дело, он птицей взлетел по лестнице, пробежал по коридору, вломившись в толпу детей, растолкал их по сторонам. Выбил нож у Серха, отобрал дубинку у Элены, и только тогда наклонился над Грималом, определяя — успел добежать, или нет.

Успел. Гримал был живехонек, и почти здоровехонек, только находился в полубессознательном состоянии от ударов по голове, да на заднице добавилось с пяток узких и, наверное, глубоких ран. Которые, впрочем, почти и не кровоточили. По крайней мере снаружи — одна находилась точно напротив ануса. Так что теперь Грималу трудно будет сходить в сортир. Больно.

Впрочем — это ему никак не помешает умереть. Оставлять жить эту мразь Юсас не собирался. Все, что он хотел прежде сделать — это узнать, где гад хранит свои деньги, коих у того должно быть превеликое множество — судя по словам негодяя, да и по логике событий. На последние медяки такой дом не купишь. У него точно должно быть не меньше десяти тысяч золотых. А то и того побольше. Главное — поспрошать как следует.

— Он мне пока нужен! — Юсас обвел взглядом тяжело дышащих детей. — Не трогайте его без моего позволения!

— А когда он не будет тебе нужен, ты позволишь нам его убить? — невыразительно спросила Элена, посмотрела на Гримала, лупающего глазами, и Юсас впервые за сегодняшний вечер увидел, как ее красивое, даже кукольно красивое лицо исказилось гримасой ненависти. Такой ненависти, что Юсасова ненависть по сравнению с ней была жалким угольком в сравнении с жарким огнем очага.

— Посмотрим… — неопределенно сказал Юсас, и наклонившись к уху Элены, шепнул. — Тихо! Позволю! Пусть думает, что у него есть шанс выжить!

Девушка медленно кивнула, и повернувшись к Юсасу, стоящему близко от нее, едва заметно дрогнувшим голосом спросила:

— Что нам сейчас делать?

Нет, так-то Юсас понимал, что все бывшие пленники сейчас находятся под действием наркоты. Но все равно было немного не по себе — девушка не поинтересовалась, кто он такой, зачем здесь, как Гримал оказался в таком положении, кто его ранил и почему Юсас решает — жить ему, или умереть. Судя по всему, все бывшие пленники сейчас воспринимали мир как сон, а во сне может быть всякое. И нелогичное — тоже. Надо просто воспринимать это как нормальное явление — вот есть некое событие, значит — ему положено существовать. И все тут! Никаких копаний и разбирательств — что, зачем и почему!

И Юсас, как свободный, как некая сила, которая смогла их освободить и как-то повергла хозяина, воспринимается как командир. Как новый, возможно добрый Хозяин. То есть, фактически Юсас стал рабовладельцем, отобрав десяток рабов у злого хозяина. И это ему не нравилось.

Нет, так-то он совсем не был против рабства. Ну вот случилось так, что эти люди стали рабами. Он причем? Такое вот устройство мира! И не Юсасу его менять. Но тут… он вдруг представил себе на месте этих детей. Это не их, а его, Юсаса, опаивают наркотой, а потом сутками насилуют, избивают плетью, мучают. И это его потом продают мерзким извращенцам, которые делают с ним все, что они захотят. Как тот, палач, в пыточной камере. И тогда все становится на свои места. Рабство — это ПЛОХО. И теперь Юсас понимал, почему Дегер с таким отвращением относился к рабству. Некоторые моменты кажутся ясными и простыми, пока… не прикинешь ситуацию на себя.

— Сейчас вы идете в душ, моетесь, как следует отмываетесь. Потом ищете любую чистую одежду, и одеваетесь. Не надо разгуливать голышом. Затем находите еду и готовите ужин. Вы есть ведь хотите? Ты вообще знаешь, где тут в доме еда и одежда? И вообще — где тут все находится?

Девушка подумала, почесала правую грудь возле соска, и взгляд Юсас сам по себе, абсолютно без его участия — проследил за рукой, и… пал на грудь. Ну уж больно она была соблазнительна! Упругая такая… розовая… не грудь, а цветок!

Но девушка ничего не заметила. Почесавшись, она кивнула:

— Да… знаю. Мы же работали по дому. Убирались. Стирали. Мыли. Готовить он нам не позволял, боялся. Говорил — мы плюнем ему в чашку. Или стекла толченого насыплем. Он обычно с собой приносил. Или сам готовил. Или заставлял только начистить овощи. Но после того, как Серх хотел его зарезать ножиком, он нам ножики не дает… не давал.