Данияр Сугралинов - Маджуро

Купцы и торговцы наловчились собирать огромные караваны, в складчину нанимая не меньше сотни охранников, даже простой люд уже не рисковал путешествовать по Империи в одиночку.

А потом объявился Игнат, раздосадованный тем, что его бойцовская школа не давала прибыли. Вместе с несколькими друзьями, такими же, как он, бывшими гладиаторами, он сколотил банду.

После ведьминого часа, разобравшись с охраной, они проникли к богатейшему купцу и угрозами вызнавали у разбуженного хозяина дома, где спрятаны ценности.

Первые успехи опьянили, и бандиты стали не только угрожать, но и претворять свои угрозы в жизнь: насиловали дочерей и жен, резали глотки и наводили ужас на весь город, оставляя после себя нарисованные кровью метки — восьмиугольный щит с вписанной в него звездой.

Награбленное растрачивалось в самых дорогих заведениях столицы, а о кутежах банды пошли легенды. Куражась, Игнат раздавал золото направо и налево, чем приобрел себе репутацию благородного грабителя — защитника бедняков. Но в этом было больше вымысла, чем правды, — Куница знал не понаслышке. Сам был свидетелем того, как Игнат угощал весь трактир, и это запомнили, а потом не заплатил.

— А деньги? — робко спросил владелец трактира, догнав бандитов у порога.

Игнат помолчал, придавливая тяжелым взглядом обливавшегося потом трактирщика, а затем спросил:

— Что за красавица за стойкой? Твоя дочь?

Тот, судорожно сглотнув и теребя в руках полу фартука, кивнул.

— Как звать?

— Ариадна… — пролепетал трактирщик.

— Береги Ариадну, трактирщик, — холодно посоветовал Игнат. — Ты меня понял?

Отец Ариадны закивал так часто, что уронил кепку, но его понятливость не уберегла ни его, ни дочь. Несколько ночей подряд бандиты пользовались гостеприимством кабатчика, а потом в пьяном угаре изнасиловали девушку на глазах у отца. Тот в праведном гневе схватился за кочергу, но получил кинжал под ребро. В итоге сожгли заведение.

Свирепость Игната и его банды всколыхнула весь преступный мир. Капитаны призвали беспредельщика к ответу. На глазах у собравшихся лидеров банд Игнат победил каждого: одного за другим. И по их же законам возглавил преступный мир. Куница, уже тогда набравший авторитет как смекалистый, удачливый и бесстрашный вор, видел поединок своими глазами.

Победа Маджуро могла впечатлить кого угодно, но не Игната и его псов. Проигравших капитанов подвела самонадеянность, они забыли, что императора с самого детства учили боевым искусствам: кулачному бою, фехтованию, борьбе. Он мог разжиреть и потерять форму, но не навыки, вколоченные в голову за десять лет ежедневных тренировок. И Маджуро это доказал.

Теперь же изнеженному императору предстоял бой не на жизнь, а на смерть с самим Игнатом, победителем Игр и абсолютным чемпионом Арены. Шансов у него не было, и эта мысль почему-то расстраивала Куницу. Ему понравился Маджуро: и тем, что не кичился происхождением, и тем, как просто с ним общался, и как не побоялся прийти один в логово врага.

Еще пару суток назад Кейн, слушая бесконечные восхваления Маджуро Великодушного, разносившиеся по городу от певцов и артистов, прикормленных рейком Ли Венсиро, только кривился. Но проснувшись этим утром, надо признать, наступившим ближе к обеду, он задумался и сам удивился своим мыслям. Отстраненно теребя маленькую грудь спящей бесстыжей девчонки, снятой им ночью в кабаке Большого Бо, он ошеломленно осознал, что восхищается Маджуро! И дядя Гектор резко изменил свое мнение о нем… Сыграло роль повышение до советника или нет, но когда они изредка встречались, интонации Колота в разговорах о Маджуро сменились на одобрительные.

— Пора! — объявил Броско. — Распределяемся по двое и разбегаемся. К Арене, как уговорено, подходим разными путями и с разных улиц.

— Не рано? — засомневался Зарам.

— Рано? Бой через четыре часа, улицы уже забиты народом — все прут на Арену! Ты что, думаешь, она вместит всех желающих? Все, идем!

Групп, подобных той, где оказался Куница, было много, и разбежались они по всей столице. К каждой прикрепили кого-то из псов, а задумано это было еще вчера, едва императора выпроводили из пещеры. Старик Лоу довел того до самого дворца, а потом вернулся возбужденный и всех ошарашил:

— Он пригласил меня во дворец! Сказал, время позднее, ночами опасно, и я, мол, могу отужинать и переночевать во дворце! Мать моя женщина и Пресвятая матерь! Меня! Во дворец!

— Ты, я так понимаю, не согласился, — раздался чей-то насмешливый голос.

— Нет, конечно, — обиделся старик. — Я же вот он, здесь стою, перед вами!

— Ну и дурак! — ответил тот же мужик.

Жмурясь, люди парами выходили из пещеры и разбредались по разным тропкам, чтобы в итоге влиться в человеческую реку и войти в город. Кунице достался Рамо, туповатый «торбовщик», недавно перебравшийся в столицу из какой-то задрипанной деревушки.

— А чо, правду грят, типа ты с Гектором в близких? — поинтересовался он.

— Был, — снизошел до ответа Кейн. — Он с моим батей вместе войну прошел. Но щас, сам понимаешь… Мне с ним не по пути.

— Ну, это понятное дело, — согласился Рамо. — Он джамалайский тигр, мы хорьки. А волк свинье не товарищ! Ты для него щас как собаке пятое колесо!

Выдав собственную вариацию народной мудрости, Рамо исчерпал мыслительные резервы и молчал большую часть пути до городских ворот, сопя и пыхтя, пока не сообразил задать еще один вопрос:

— А чо будет-то, а?

— Игнат с императором драться будут, — буркнул Куница, стирая пот со лба. — Вот чего.

— Не, ну это понятное дело, — растягивая слоги, сказал Рамо. — Ток я так мыслю, неспроста все это. Где это видано, чтоб император самолично на потеху такой неумытой публике, как мы с тобой, бился? Чо это за правитель такой? Слышь, слышь… — Рамо вдруг возбудился, приостановился и тронул Куницу за рукав: — Слышь, а вдруг он того?

— Что значит «того»?

— Ну, умом тронулся, крыша, стало быть, поехала, а? Что скажешь? И Игнатка зачем-то согласился… Ох, неспроста все это! Не иначе Двурогий надоумил Кислого!

Кислый — народный титул императора. Куница понял, что Рамо не видел, как Маджуро разделал капитанов, но растолковывать суть дела этой деревенщине не собирался. Они влились в людскую массу.

Толпа, словно рой шершней, гудела в улочках, и Куница увяз в эластичной и вязкой, как смола, массе, став частью потока. Среди них он видел грязных и лохматых нищих с окраины и предместий, бритых наголо татуированных мастеровых из ремесленных рядов… А какой-то псих в черном рваном плаще со знаком Двурогого взобрался на столб фонаря и оттуда вещал о скорой гибели мира и пробуждении Спящих богов, в сравнении с которыми сам Двурогий не более чем мальчик на побегушках.