Юрий Харитонов - Смерть октановых богов [litres]

Два месяца прошли после того памятного дня в Ростове, а мальчик все болел. Иногда вырывался из бессознательного состояния, чтобы поесть, а потом вновь погружался в некое подобие сна. Метался, обильно потел и бредил. И Сова не могла отойти от него надолго, чтобы исполнить свой долг перед отцом.

Как только стало понятно, что Озимов заболел, Софья приостановила операцию по уничтожению нефтяников. Она нашла в пригороде Ярославля не занятый и хорошо оборудованный подвал, когда-то покинутый хозяином, и обосновалась там. Пришлось попотеть, чтобы мальчишка тут же не отправил душу в царствие вечной тьмы. Теперь Озимов потихоньку выкарабкивался из невероятного холода, который злополучное озеро Неро оставило в тщедушном теле взамен спасения от хоря.

Хоть Макаренко и злилась на Руслана из-за невозможности мести, но не могла бросить пацана умирать. Что-то говорило ей, что не просто так она увидела шрамы на его теле. Что-то подсказывало, что жизнь Озимова в Юрьеве-Польском – лишь часть большой лжи, которой кто-то когда-то окружил мальчика. И, возможно, прав был Лука, когда заставил Софью взять Руслана с собой. Оставалось только победить страшную болезнь, которую пока не брал ни один антибиотик, найденный Макаренко в аптеках города и покинутых схронах, то тут, то там выявлявшихся в ходе рейдов за дровами. Конечно, можно было спокойно списать неэффективность антибиотиков на срок их годности, но что это за болезнь, длящаяся два месяца? Раньше Сова о такой не слышала. Самое страшное знакомое заболевание – воспаление легких – тянулось всего месяц. А это…

Макаренко прекратила складывать обледенелые доски, когда почувствовала чье-то присутствие. Легкий шорох на лестничной площадке, словно некто неосторожно шаркнул жесткой подошвой ботинка по бетонной крошке, в которую постепенно превращались стены зданий – слишком сильные перепады температур летом и зимой разрушат любые стены, а конденсат влаги и лед доделают начатое погодой. Вязанку с дровами придется отложить на время.

Кто-то ходил по лестничной площадке пятого этажа. Сова подобралась и застыла у стены за открытой входной дверью – белым пятном на фоне выцветших бледных обоев. Из-за распахнутой настежь двери стали более отчетливо слышны шаги, будто некто, человек или животное, подволакивало одну ногу.

Макаренко натянула на лицо теплый черный шарф, а сверху опустила на глаза горнолыжные очки и подняла на уровень глаз «Кедр-Б» с глушителем.

Для девушки наличие живых существ так далеко от центра Ярославля явилось неожиданностью. Звери предпочитали окрестности вокзала, где обитали нефтяники, а люди, те же нефтяники, очень редко бродили по частному сектору, если только по крайней нужде. Со зверьми ладно – Сова кое-как справится, а вот с людьми… если убьешь бандита, то товарищи рано или поздно его хватятся, и Софье станет очень опасно находиться так близко от объекта мести. А сейчас это нежелательно – Руслан серьезно болен. Придется выкручиваться с больным ребенком на руках, и оставаться при этом незаметной станет почти невыполнимой задачей.

Словно в подтверждение мыслей девушки с лестничной площадки раздался кашель, а потом недовольный мужской голос спросил:

– Михалыч, на кой черт мы сюда поперлись?

– Т-сс, Ваня! – недовольно шикнул другой.

– Да что – «тцы» да «тцы»! – возмутился Иван. – Нас за елкой послали к празднику, а не по пятиэтажкам шарахаться! Какого длинного хрена мы с этой елкой не на базу идем, а по домам рыщем?

– Т-сс! – вновь прошипел Михалыч. – Я след на снегу видел. Полозья санок оставили.

Макаренко чертыхнулась про себя. И какого сумасшедшего сталкера она не следит за следами? Совсем расслабилась, дура!

– Да мало здесь следов, что ли? – удивился первый. – То твари, то люди… Давеча, пару месяцев назад вон тягач от «Ярса» гоняли-гоняли, так и не догнали. Помнишь, ловили?

– Не, – отмахнулся Михалыч. – То яркие следы, видимые, а эти совсем незаметные. Будто крался кто.

– Ты, главное, не свихнись, Михалыч, – загоготал товарищ, – а то и на стенах следы начнут мерещиться. «Незаметные».

– Ты, Ванька, помолчи лучше, – тихо, но уверенно прервал словесный поток напарника Михалыч, – да припомни-ка Спасса. Что правая рука атамана последние месяцы делает? А?

– Ну, бабу ту ищет. Которая нам в октябре цистерну разнесла. Ну, и?

– Думай, Вань, головой, думай! Крепко думай! Если он ту бабу второй месяц высматривает по всему Ярославлю, то, видимо, есть у него информация, что вернется она. Понял?

– Да понятно, конечно, – обиженно протянул Иван. – Но я бы на ее месте после того знатного шухера сюда не возвращался… Это ж ненормальным надо быть, чтобы по второму кругу идти и в капкан лезть, где явно ждут.

– Вот, прикинь, все так думают, – усмехнулся Михалыч. – Все, кроме бабы и Спасса. Только она, зная, что ее не ждут, беспрепятственно шарахается по окрестностям и выбирает удобное время для повторного нападения, а Спасс знает, что она рано или поздно придет, и один пытается ее выследить. Понял?

– Не-а. Михалыч, если они друг другом заняты, то пусть себе… Мы-то при чем? Мы-то по делам по своим тут. Елку вот почти целую нашли, нам бы ее до базы дотащить, а эти… пусть себе резвятся да в прятки играют…

– Ты не понял ничего, – подытожил Михалыч. – Подумай вот о чем: если ту бабу найдем, схватим и сдадим Спассу мы ? А? Что будет?

– Э… – протянул Иван, а потом будто вспомнил знакомое слово: – Награда?

– Эврика! – Михалыч довольно щелкнул пальцами. – На лету схватываешь, Вань!

Сова мысленно поставила галочку напротив имени Михалыча: «Убить первым». Не нравился ей этот умник. Ишь ты! Награду захотел! Между тем мужики замолчали, а шорох раздался ближе. Ну что за идиоты? Кто ж так подкрадывается? Сначала громким разговором выдает себя, а потом затихает? Думают, что «баба» глухая? Сова поставила «Кедр» на предохранитель. Если этих горе-охотников застрелить, то Спасс (или кто там?) поймет, что по округе шастает человек. Надо как-то без лишних дырок это сделать. Пусть начальники думают, что звери напали, а какие, как и когда – сами решат.

За доли секунды, что понадобились Макаренко на размышления, Михалыч решил действовать и вбежал в квартиру, где поджидала Софья. Девушка тут же захлопнула входную дверь и снизу вверх ударила ногой по лицу разворачивающегося в ее сторону мужика. Тяжелый армейский ботинок, усиленный сталью, сломал мужчине нос. Михалыч мотнулся и впечатался затылком в стену, отчего шапка, словно мохнатый котенок, соскочила с лысой головы и отправилась прыгать по полу, покрытому двадцатилетним мусором. Мужчина взвыл от боли и собрался падать, но Макаренко ударила еще раз. А потом схватилась обеими руками за лацканы просаленного пальто, инерцией своего тела раскрутила Михалыча в странном вальсе и выкинула его в окно, венчавшее дальний конец кухни. Враг с воем вылетел с пятого этажа и, подобно мешку с камнями, глухо стукнулся о мерзлую землю.