Евгений Кривенко - Роза севера

— Убивать людей ради общего блага, все это тоже было…

Уже некоторое время Харада озирался, а теперь неуютно стало и Варламову. Не только от вестей Харады… что-то было в воздухе, какое-то стеснение со всех сторон, будто в подземелье.

— Я пошел, — сообщил Харада. — Просмотрите альбом. Выберите тактику и оружие.

На мгновение он замер у двери, рука исчезла в складках одежды. Потом вышел, и Варламову показалось, что по стене за ним двинулась тень. С улицы донесся шум мотора, удалился и стих.

Варламов глянул на иллюстрацию в альбоме: жутковатый ниндзя в черной одежде цеплял из-за окна серпом шею самурая, который запоздало пытался выхватить меч. Стало тошно, ему тоже предлагали резать серпом цыплячьи шеи подростков. Лучше уж они ему…

Не раздеваясь, он лег на диван. Мыслей не было, в голове полная пустота. До альбома больше не хотел дотрагиваться.

Сацуки долго не шла с обедом. Хотя да, они же пообедали. Уже стемнело, когда появилась. Поставила на столик салат, суп с мясом и зеленью, коричневый рис.

— Поешьте, вам завтра понадобятся силы.

На сей раз не ушла, осталась у двери, потупив глаза. Потом унесла посуду, вернулась с небольшим музыкальным инструментом и, присев на колени, стала перебирать струны — еще один талант обнаружился. Звуки были резковатые и печальные, Сацуки запела по-японски.

Когда голос оборвался на дрожащей ноте, Варламов спросил:

— О чем вы пели?

— Это стихи Сикиси-Найсинно. По-английски примерно так:

Сацуки опустила глаза, по щеке поползла слезинка. Девушка вскинулась и убежала. Варламов посидел, стиснув зубы, а потом накинул куртку и вышел на улицу. Солнце село, над волнистой линией холмов краснел закат. Странно — красноватые огоньки тлели и в невысоких скалах за бараком. Варламов пригляделся: розовые сполохи пробегали над дальними горами. Вулкан? Или северное сияние?.. Где-то среди темных строений тоскливо завыла собака.

Варламов обернулся, у Сацуки горел слабый свет. Вдруг очень захотелось постучать и войти к ней, еще раз увидеть печальное лицо. Он скрипнул зубами и вернулся в свою комнату. Лег на диван, повернулся лицом к стене. Что-то душно в комнате…

Прошла минута, диван заскрипел и прогнулся под тяжестью. Бедра Варламова коснулось что-то твердое. Он перевернулся на спину.

Темный высокий силуэт, горький и знакомый аромат духов.

— Здравствуй, Хозяйка! — сказал Варламов.

— Здравствуй и ты.

— Как ты появилась здесь? Это другая страна, а ты говорила, что твое царство ограничивается Россией. В подземных мирах других стран другие Хозяйки.

Хозяйка Медной горы и Серебряных чертогов тихо рассмеялась.

— До нас ваши политические изменения не дошли. Итуруп — это огнедышащая окраина моих владений. И не бойся, что стану тебя соблазнять, я пришла предупредить. Этой ночью не спи.

— Что? — удивился Варламов.

— Это будет нетрудно для тебя, — гостья хихикнула. — Рядом за стеной ждет девушка. С ней ты не уснешь.

— Издеваешься? — вздохнул Варламов.

— Почему? Все женщины хотят любви и ласки. А Сацуки достается только грубое обращение. Она будет разочарована, если ты не придешь.

— Спасибо за совет, — пробурчал Варламов.

— Ты невнимателен к моим словам. Мой главный совет — не спи!

Хозяйка встала. На миг показалось, что темный силуэт заполнил всю комнату. Потом исчез, а вместе с ним и духота.

Варламов сел, сердце сильно билось. Что это было, мимолетный сон? Но в комнате еще медлил аромат духов. Неужто и в самом деле Хозяйка? И что за странный совет — не спать. Да и не хочется, лучше подышать свежим воздухом.

Он обулся и зашнуровал ботинки — приятно, что пальцы снова обрели гибкость. Только вряд ли это поможет завтра. Вздохнул и вышел на веранду. Уже темно, над холмами взошла полная луна, зарницы стали чаще. У Сацуки по-прежнему горит свет, перед дверью стоят резиновые сапожки. У Варламова потеплело внутри, вот какая аккуратная. Вдруг возникла решимость: если дверь не заперта, то войдет. Будь что будет.

Он нажал на дверную ручку…

Потом часто пытался вспомнить, открыл он тогда дверь или нет — память об этом отшибло.

Жуткий гул внезапно раздался вокруг, завибрировали даже кости. Варламова охватил ужас, какого никогда не испытывал. Кажется, он закричал, но тут же смолк. Зубы ляскнули, земля со страшной силой ударила в подошвы и подбросила в воздух. Варламов вылетел на улицу под аккомпанемент чудовищного треска — вокруг рушились здания. Не стало видно ни зги, в рот и горло набилась пыль. Несколько раз по спине сильно ударило. Варламов попытался встать, но тряхнуло так, что снова упал на четвереньки. В помраченном сознании молнией сверкнула мысль: «Землетрясение!».

Он свернулся в утробную позу на ходящей ходуном земле, в отчаянной надежде, что она не разверзнется под ним. Сверху продолжал сыпаться мусор, ужас сменился отупением. Гул как бы отдалился, став величественной музыкой. Варламов потерял сознание…

Очнулся от холода и привстал. С него свалилась пара досок, осыпался сор. Хотя все тело ныло, кажется, ничего не было сломано. Варламов кое-как сел… и не узнал поселка — кучи развалин, несколько трещин в земле. Странно, что все так хорошо видно. Он поднял голову: луна поднялась выше, освещая развалины безжалостным холодным светом.

Сацуки!

Он вскочил на ноги, зашипел от боли в колене и захромал к рухнувшему бараку. Тот был деревянный и разрушился не полностью: просела крыша, а стены частью рухнули, частью еще стояли. Из темных дыр щерились оторванные доски.

Варламов нашел место, где был вход в барак, и стал доской разгребать крошево штукатурки и всякий мусор. Ломая ногти, вытаскивал кирпичи, до хруста в спине ворочал балки. Слава богу, здесь не было бетонных плит! Он кашлял от пыли и, хотя сбросил куртку, рубашка промокла от пота. Когда присел на корточки, чтобы передохнуть, вдруг понял, что выкрикивает ругательства.

Им овладело отчаяние: если крыша обрушилась на постель Сацуки, ее раздавило. Он стал на колени и полез в дыру, которую только что освободил. Стены бывшей прихожей наклонились друг к другу, образовав что-то вроде шалаша. За ним было темное пространство, потолок комнаты осел до полуметра от пола. Возможно, задержал наполовину раздавленный шкаф.

Варламов пополз внутрь, не задумываясь, что и его может раздавить. Чихая от пыли, продвинулся метра на два, и вдруг наткнулся рукой на что-то мягкое. Пощупал — ткань, и как будто человеческое тело. Сацуки!

Ей повезло. То ли спала на полу, как принято в Японии, то ли при ударе скатилась на пол. Над диваном свободного места практически не осталось.