Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

Это еще не убежища, а промежуточные пункты, где вы пройдете две обязательные процедуры: избавление от идентификационного чипа LPI и полиграфы. Далее вы можете дождаться отправки в убежище. Если же вы уверены, что можете защитить себя самостоятельно, я буду рад предоставить адреса офисов компании, принадлежащей одному из нас. В ней достаточно вакансий для тех, кто умеет и хочет работать и зарабатывать.

Я имею возможность сейчас говорить с вами лишь потому, что уверен в своем праве на ту жизнь, которую выбрал сам. И под жизнью я подразумеваю не выполнение функций во благо моих арендаторов, а стремление к реализации собственных целей и собственного счастья. И свобода выбирать, что именно составляет мое счастье и каковы именно мои цели, не опасаясь за свою жизнь, — и есть результат борьбы, к которому я стремлюсь.

Если я должен «Живому проекту» и LPI за свое создание, я оплачу свой долг справедливым, а не рабским трудом.

Сегодня я протестую против положения живых проектов в мировой системе. И если в этом мире нет закона, по которому я могу высказать свой протест, не опасаясь за свою жизнь, я собираюсь заставить мир его принять. Уверен ли я в успехе? Заметит ли кто-нибудь мой побег? Услышит ли кто-нибудь мой протест?

Нет, не уверен, не заметит, не услышит, пока я один. Пока нас двое или пятеро. Но нас сейчас полтора миллиона. Нас больше, чем население некоторых стран. И если хотя бы каждый двадцатый скажет «Нет!», нас заметят и услышат.

И в этот момент мы не станем людьми, потому что мы и так — люди!

В этот момент мы не станем свободнее, потому что свободу нельзя отнять или наградить ею, как нельзя подарить или отнять право дышать.

В этот момент мы не станем счастливее, потому что счастье не является следствием наличия или отсутствия внешних атрибутов законности или беззакония по отношению к нашему существу.

В этот момент мы не станем кем-то другим. Мир не изменится. Окружающая действительность останется прежней. Перед нами не снимут шляпы и нас не перестанут считать искусственно рожденными.

Но изменится главное! Хозяевами нашей жизни станем мы сами, и при этом наше право на жизнь и выбор уже никто и никогда не посмеет оспорить! И мы сами решим, что составит наше счастье и куда идти.

И если для вас также важно, как и для меня, считаться равным среди равных, а не рабом среди хозяев; человеком среди людей, а не зверем среди охотников — протестуйте!

Свой протест я уже объявил. Каждый желающий может к нему присоединится. Любой, кто опасается за свою жизнь, может скрыться. Я готов обеспечить вашу безопасность, в том числе с оружием в руках.

Александр замолчал и отключил вещание. Глеб Саныч нарушил наступившую тишину:

— А когда ты собираешься сообщить им, что равенства не существует? Что свободный зверь всегда сам — охотник? Что раб с оружием сам становится хозяином? — бывший хирург по-прежнему стоял у двери, — Когда ты скажешь своим «друзьям», что законы написаны для комфорта правящих, а у остальных есть лишь одно право — право на труд?

— Глеб Саныч, почему вы считаете, что знать ответы на еще не заданные вопросы важнее, чем научиться без страха эти вопросы задавать?

— Ты действительно веришь в то, что творишь для них благо?

Саша нахмурился и повел подбородком, будто не поверил в справедливость подозрений собеседника.

— Вы верите в то, что я творю благо для себя.

— Именно!

— Так почему вам так тяжело поверить, что я искренне верю: что является благом для меня — полезно и для них?

— Ох, как ты все вывернул, Саша… — с восхищением проговорил старик. Он смотрел на живой проект с тоской учителя, научившего ученика высекать огонь для обогрева, а наблюдающего пожар.

— Что вы от меня хотите, Глеб Саныч?

— Чтобы ты признался себе в том, что используешь клонов! Именно используешь! И это первое. Второе, чтобы ты признался, что используешь и клонов и людей для обеспечения своего личного блага! И в третьих, что ты делаешь это все, отчетливо понимая меру опасности для живых проектов и меру ущерба для создавшей тебя компании и всех ее арендаторов.

Саша вздохнул и улыбнулся:

— Как сказал Че Гевара: «Я не освободитель. Освободителей не существует. Люди сами освобождают себя». Если им самим это не нужно, то время, деньги и силы, пущенные на организацию приемных пунктов и убежищ — потрачены зря. Об этом мы скоро узнаем. Никакие слова и авторитеты не заставят разумное существо сдвинуться с места, пока в нем не будет готова почва для выращивания из слов — действий. Да, я забочусь о своем благе, и было бы глупо отрицать этот очевидный факт. Добиваться блага для себя так же естественно, как добывать пропитание, чтобы жить. Я использую клонов для достижения своих целей и это так же не собираюсь отрицать. Но в отличие от вас, Глеб Саныч, я не считаю их ни скотом, ни мясом, ни тупой массой, безвольно бредущей под нож. Я один из них, и они такие же как я. Я верю, что они жаждут того же, чего жажду я, но не обладают моими возможностями и… если хотите — моей волей. Я в полной мере осознаю риск, меру ущерба, которую мои действия нанесут «Живому проекту» и ее арендаторам — в конце концов, я почти всю сознательную жизнь, какой бы короткой она ни была, планировал денежные потоки, — Саша развел руки в стороны. — И эти потери — та цена, которую они обязаны заплатить за подмену, имя которой — живой проект, а мы — за то, чтобы эта подмена обрела свое истинное имя — человек.

Глеб Саныч с минуту смотрел на Александра изучающим взглядом. Потом тяжело вздохнул и согласился:

— Пусть так.

Михаил ехал от Марка, когда с ним связался один из охранников особняка:

— Михаил Юрьевич, подъехала Людмила. С ней микроавтобус из охранного агентства. Какие распоряжения?

— Пусть проверят весь дом, участок и аппаратуру, все машины и ближайшие деревья, а так же телекоммуникационную вышку, там недавно меняли оборудование. И не оставляйте ребят из охранки без присмотра. Я буду через полтора часа.

— Все ясно!

Через двадцать минут он въехал в ворота особняка матери.

— Сынок, ты ужасно выглядишь, — сказала она вместо приветствия, поднимаясь. Михаил редко заставал ее работающей в сети.

— Здравствуй, мама, — он наклонился, чтобы поцеловать мать.

— Ты обедал?

— Да, я… поел у Марка.

— У вас же вчера было собрание. Ты заморозил все разработки живых проектов.

— Да, — подтвердил он и сказал главное: — Я хочу, чтобы ты поняла: у меня не было иного выхода. И я не жалею о содеянном.

— Я понимаю, — кивнула мать, снова садясь, — и хочу чтобы ты тоже понял: то, что я собираюсь сделать — это тоже из-за отсутствия другого выхода. Когда ты придешь в ярость и будешь готов убить первого встречного, вспомни это: для меня так же важно сохранить контрольный пакет, как для тебя — это проклятое кресло.